Передвижная детская комната - Евгений Меньшенин

Неужели это сделал мой Тимка? Мой маленький Тимка? Чемпион по конькам, задорный шутник, возвращающий потерянные бумажники в целости и сохранности?

– Видел! Надеюсь, ты хорошо все рассмотрел, отец дьявола! – раздался крик за спиной.

Миша поспешил на кухню. Он увидел сына, лежащего на полу. Тот смотрел в потолок и улыбался.

Дай ему табле-е-етки! Они помогут.

На лице Тимки были синяки и царапины. Из носа шла кровь, рубашка была разодрана.

– Вы что, били его? – замер Миша у кухни.

– Мы? – завопила Тая. – Да мы кое-как его утихомирили. Да он… он избил мою дочь, а когда Вова бросился его успокаивать, он вцепился зубами ему в руку. Вова кое-как его сбросил с себя. Проклятое животное! Бешеный пес. Валите из моего дома! Я вызываю полицию!

Миша схватил Тимку с пола, взял на руки и поспешил на улицу.

Он знал, что скоро она изменит свое мнение. Добрый дом сделает все, чтобы это случилось. Когда добрый дом берется за дело, ничего плохого не остается, как после чистящего средства. Он отмоет весь город, он отмоет их жизни.

Миша замерзшими руками развязал веревки и понес Тимку домой. Тот обнял отца за шею и всю дорогу смотрел в темное небо, наблюдая за падающими снежинками. Они будто появлялись из ниоткуда.

Кто-то кричал им вслед. Но Миша не обращал внимания. Потом Тимка стал напевать что-то себе под нос. Миша уловил мотив и подхватил песню.

Пение помогало. Оно заглушало голос в голове, который призывал съесть пару таблеток.

Они вошли в дом в полной темноте. Миша опустил сына на его кровать и включил свет.

– Тима. Я на секунду отойду, – сказал Миша.

– Угу, – ответил Тимка. Он посмотрел на свои руки, потом вытер кровь из носа. Они оба были в снегу, но тот не таял – в доме по-прежнему было холодно.

– Если холодно, закутайся пока в одеяло, – сказал Миша, – я сейчас попробую прибавить тепла в котле.

Тимка так и сидел, разглядывая свои руки.

– Тима?

– Мне не холодно, – сказал он безразличным голосом, – мне нормально.

– Ладно, – сказал Миша и вышел из его комнаты, затворив дверь.

Он оказался в темной гостиной. Включил свет и замер в ужасе. Дом еще не пришел в норму. Мало того, он напоминал теперь бойню. Повсюду были следы крови. Будто кто-то бегал по гостиной, пытался забраться на стены, измазав их до потолка. Кровь была на всей мебели. Потолок разбух и отслаивался, будто у соседей сверху протекла ванная. Он стал желтым.

Миша включил свет в прихожей, и там его ждал такой же беспорядок. А на полу след, будто кто-то тащил тяжелый мешок. С потолка что-то капало. Окна помутнели, и теперь в них ничего не было видно.

Несколько сороконожек проскользнули в открывшиеся на стенах щели. Насекомые не стеснялись Миши. Они припали к засохшей крови. Откуда-то полезли тараканы. Некоторые путались в завесах паутины, и на них набрасывались огромные жирные пауки.

В кухне что-то грохнуло. Это со стены упал шкафчик. Посуда разлетелась осколками, спугнув двух огромных крыс. Плесень расползалась на глазах. Миша смотрел на нее как зачарованный.

Поражающая дом раковая опухоль.

В гостиной треснул телевизор. Что-то хлопнуло, посыпались искры, запахло дымом и паленым пластиком.

Все придет в норму. Может быть, не сразу. Но Миша ведь уничтожил болезнь. Он скормил дому своего злого брата. Может быть, нужно некоторое время. Так всегда бывает, когда больной начинает принимать лекарства, сначала они не помогают. Нужно время. Но потом он идет на поправку. Всем известно, если температура тела повышается, значит, тело борется с инфекцией. И дом борется.

Что-то шуршало в углах. Что-то бегало по потолку и подвалу.

А потом дверь открылась, и в прихожей появился человек. Он перекинул одну ногу через порог и остановился. Он смотрел на кровавые следы, смотрел на разваливающуюся мебель, на плесень, пауков и Мишу, стоящего посреди отравленного дома.

Колени Миши задрожали. Ноги стали ватными. Он сел на пол, прямо в грязные кровавые следы, перемешанные с крысиным пометом и трупами съеденных пауками тараканов.

– Что… Мишаня? – спросил вошедший.

Он называл его Мишаня только при родителях. Никогда, если они были наедине. Проклятый долбаный подхалим.

– А я пенного принес, – сказал Тошик, решаясь войти в дом, захлопнув за собой дверь. Очевидно, вид крови и смерти его не пугал. – Дельце обмуслякать, да и вообще… на сухую лодка не ходит.

Он окинул взглядом следы крови.

– Вижу, у вас тут потасовка какая-то произошла…

Миша смотрел ему в глаза и не верил.

Почему ты жив?!! – кричал голос в голове. Голос был так силен, что Миша вдруг осознал, что стал произносить слова вслух.

– Почему ты жив? Почему ты жив? ПОЧЕМУ ТЫ ЖИВ?

– Мишаня, ты чего? – глаза Тошика бегали от брата к кровавым следам, от следов к паутине в углу, от паутины к расплывающемуся на потолке черному пятну.

Раздался звонок. Миша достал из кармана сотовый, но тот молчал. Он посмотрел на Тошика, который сделал то же самое. Миша знал рингтон на Тимкином телефоне, и это был не он. Звонил чей-то чужой телефон.

Миша прислушался и пополз в сторону звука. Он полз по грязному полу. Пауки прыгали на его пальцы, а тараканы разбегались в разные стороны. Черная вода капала Мише на спину. А под коленями пузырились доски, превращающиеся в грязь.

Он дополз до подвала и приложился ухом к тому, что когда-то было твердым напольным покрытием. Звук телефона доносился из подвала.

Где мой муж?

Я его не видел.

Может, он не видел его потому, что свет был выключен?

Но я же слышал его голос!

После того как распорол его шею! Тут уж обознаться легче легкого!

Миша заорал во все горло.

Тошик испугался и выронил пакеты с пивом. Бутылки звякнули, и пакет запузырился. Запахло хмелем. Но его тут же перебил запах гнили, который безраздельно властвовал в этой атмосфере.

Миша скормил дому невинного человека, а болезнь осталась. И она прогрессировала.

– Папа?

Миша обернулся. Из гостиной показался Тимка.

– Зачем тебе в подвал? – спросил он и показал пальцем.

Крышка подвала открылась. Сама.

Из недр дома поднялось облако смрада. Оно окутало Тимку, Мишу и Тошика. Но закашлялся только один-единственный курящий в их компании.

– Фу, похоже, там кто-то сдох… – сказал Тошик.

Миша повернулся к Тимке и сказал:

– Сынок, помоги, пожалуйста.