Элегия погибшей звезды - Элизабет Хэйдон

«Я дала ему это умение, — подумала она, когда Меридион попытался судорожно вдохнуть, по ее щекам катились слезы, но Рапсодия их не чувствовала. — Какое же имя из тех, что я ему дала, позволило ему пройти сквозь огонь в центре Земли? — Тьма вокруг сгущалась. — О да. Следопыт. Находящий Тропу. Фирболг, Дракианин, Убийца, Перворожденный».

«Мой друг».

Ей было трудно даже повернуть голову, но Рапсодия почувствовала его пристальный взгляд: как и все обитатели пещер, он прекрасно видел в темноте. Она подумала о Грунторе, который с удивительной легкостью двигался по туннелям и пещерам, и об имени, которое она ему дала вместе с магией, позволившей и ему пройти сквозь огонь.

«Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака земли. Бенгард, Фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Повелитель смертоносного оружия. Могучая сила, которой все должны подчиняться. Верный друг, сильный и надежный, как сама Земля».

Такие слова она пропела тогда, связав Грунтора с Землей, так что его сердце стало биться в такт с сердцем Земли.

И хотя все вокруг уже плыло, ей пришла новая мысль.

«Нет, Грунтор и раньше был связан с Землей», — устало подумала она. Однажды Элинсинос сказала ей, что фирболги появились на свет в результате смешения крови Детей Земли, народа Спящего Дитя, и кизов, перворожденной расы стихии ветра. Само имя, фир-болг, означает ветер земли. Значит, он был связан с Землей с рождения, продолжала размышлять она.

С огромным трудом она коснулась губами головы сына.

— Ветер Земли.

Эти слова прозвучали неожиданно громко, словно они пришли извне — или их произнес кто-то другой.

Неожиданно тьма рассеялась.

Убедившись, что границы Илорка надежно охраняются, Грунтор спустился по длинным туннелям в Лориториум, содрогаясь при мысли о том, что он там увидит после нападения драконицы.

Перебравшись через гору обломков, последний барьер перед усыпальницей Дитя Земли, Грунтор ощутил на лице прохладное дуновение ветра земли, дарящее умиротворение, которого он так давно не испытывал.

Он подошел к алтарю, стараясь двигаться бесшумно, и на его широком лице появилось выражение несказанного облегчения.

Дитя спокойно спала, ее гладкое лицо, словно высеченное из серого камня, было теперь прохладным и сухим, веки больше не трепетали. Она наконец-то не выглядела изможденной, и ее тело перестало усыхать. Она дышала глубоко и ритмично, в такт с биениями сердца Земли, которые он ощущал в своей душе. Грунтор не представлял, чем можно объяснить происходящее, но возвращение спокойствия в подземный зал не вызывало у него сомнений.

Он наклонился и коснулся своими толстыми губами ее прохладного лба.

— Сладких тебе снов, милая, — прошептал он.

Рапсодия попыталась сесть. Она осторожно положила Меридиона на колени Акмеда, чуть улыбнувшись, когда его руки обняли ребенка, и повернулась к стене, прежде бывшей телом ее свекра, мудрого человека, чье желание исправить ошибки молодости и своих родных привело к тому, что он порвал все связи с семьей, процветанию которой посвятил столько сил и времени.

Теперь он превратился в склеп из застывшей навечно земли.

Рапсодия дрожащей рукой коснулась стены.

Из ее горла начали вырываться звуки, которых Акмед никак не ожидал услышать, резкие и гортанные, они ударили по его чувствительным барабанным перепонкам. Через мгновение он понял: она поет… на языке болгов.

— Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову и меня услышат.

«Она призывает Кузена, — рассеянно подумал он, глядя на крошечного ребенка, лежащего у него на коленях. — Пустая трата времени и воздуха. Но чтобы ее остановить, придется потратить еще больше сил. Пусть цепляется за последнюю надежду, какой бы бессмысленной она ни была. Теперь это уже не имеет значения».

— Грунтор, — нараспев повторяла Рапсодия на том же наречии, но теперь в ее голосе слышался стон, — сильный и… надежный… как сама… Земля.

Ничего не произошло.

От резких звуков у Акмеда заболела голова.

— Прекрати, Рапсодия, — едва слышно прохрипел он.

Она покачала головой, снова и снова повторяя свой зов, и резкие звуки продолжали вырываться из ее горла. В какой-то момент в глазах Акмеда взорвались звезды.

И его окутал мрак.

Анборн слышал отдаленные крики даже сквозь какофонию звуков, доносящихся из «его» кожевенной мастерской.

Спускались сумерки, и в Джерна'Сид начали закрываться лавки. Только в это время лорд-маршал позволял себе поспать, поскольку позже, ночью, ему приходилось бодрствовать, ведь именно после наступления темноты можно понять, какие свои неприглядные черты так тщательно днем скрывает город. Вот почему он крепко спал в своем убежище, когда Фарон вернулся в город.

Великан появился прямо из пустыни и уверенно зашагал по самой широкой улице, которая пересекала весь Джерна'Сид и заканчивалась возле дворца Джерна-Тал.

Сначала шум не привлек горожан, продолжавших заниматься своими ежевечерними делами: купцы закрывали лавки, солдаты патрулировали улицы, ремесленники старались успеть завершить работу в свете меркнувшего дня. Однако слух Анборна отличался повышенной чувствительностью то ли из-за долгих лет военной службы, то ли благодаря крови дракона, текущей в его жилах. И поэтому он сразу же уловил, что в городе началась паника.

К тому моменту, когда он подполз к выходу из своего убежища, весь город уже знал, что происходит нечто ужасное.

У западных городских ворот появилась гигантская тень цвета земли в пустыне, которую было нелегко разглядеть в свете заходящего солнца. Анборн ощущал ее приближение по тяжелой поступи, сотрясающей мостовую.

«Подштанники Бога, — подумал он. — Что еще может случиться в этом жутком месте?»

Ответ на его вопрос последовал через несколько мгновений, когда из казарм выбежал отряд солдат и помчался через площадь в направлении западных ворот.

С громкими криками они атаковали великана, воина древней расы, если судить по его одежде и плоским чертам лица, на котором яркими пятнами выделялись молочно-белые глаза, в данный момент устремленные в сторону дворца Джерна-Тал. Однако кошмарный противник с бесчеловечной жестокостью за несколько минут расправился со всем отрядом: мостовая стала мокрой от крови, тела несчастных валялись на земле, оторванные руки и ноги летели во все стороны, как от молотилки.

Из своего убежища Анборн наблюдал, как тень движется мимо, увидел, что великан поднял брошенный фургон мельника и швырнул его вместе с тяжеленными бочками в окно какой-то лавки. Но в отличие от всех остальных горожан, которые либо с ужасом наблюдали за чудовищем, либо со всех ног разбегались прочь, словно осенние листья, подгоняемые холодным ветром, он узнал цвет плоти великана. И герой тысяч сражений, генерал армии Гвиллиама во время Намерьенской войны, лорд-маршал Намерьенского Союза, один из членов воинского братства Кузенов поначалу выглядел совершенно ошеломленным, а потом забормотал себе под нос молитвы.