Запад-Россия. Тысячелетняя Война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса - Ги Меттан

Вернулась королева домой — и сразу к своему зеркалу. И то сказало:

Ты прекрасна, спору нет.

Ты не свете всех милее,

Всех румяней и белее.

И королева наконец успокоилась — насколько может успокоиться злое и завистливое сердце.

А гномы к ночи пришли домой и нашли Белоснежну бездыханной. Подняли ее, стали искать, где яд скрывается: расшнуровали платье, распустили и расчесали волосы, омыли ее водой и вином — ничего не подействовало: дева была мертва. Тогда гномы положили ее во гроб, сели в круг и плакали три дня. Потом они решили ее похоронить, но она была так свежа, так румяна, точно заснула ненадолго, — и гномы передумали. И сделали они ей гроб хрустальный, сквозь который ее было хорошо видно, и написали на нем золотыми буквами ее имя, и еще, что она королевская дочь и православная принцесса. И подняли этот гроб на гору, и приставили к нему бессменный караул: Путина-Ворчуна, дабы охранял ее. И птицы тоже прилетели оплакать юную принцессу: сначала сова, за ней ворона и, наконец, голубка.

А Белоснежна спала в гробу и ничуть не побледнела: все так же белоснежна была ее кожа, все так же пылали алым румянцем щеки и по-прежнему черными кольцами вились кудри. И случилось так, что один королевич заплутал в лесу и попросился на ночлег к гномам. А звали его Чарльз Уинстон Брандт, принц Рузвельт[425]. Увидел он хрустальный гроб на горе, и прекрасную принцессу в нем, и надпись золотыми буквами, и сказал гномам:

— Отдайте мне этот гроб, просите за него, что только пожелаете.

— Не отдадим мы тебе его и за все золото мира, — отвечали гномы.

— Отдайте, — взмолился королевич, — я жить не смогу, если не буду видеть прекрасную принцессу. Я буду считать ее своей нареченной.

И услышав такие речи, добрые гномы сжалились над королевичем и отдали ему гроб. И вот Чарльз Уинстон Брандт, принц Рузвельт прислал слуг и велел им нести гроб. Но — надо же такому случиться — слуги споткнулись о корягу, и от толчка кусок отравленного яблока выскочил из горла принцессы, и дева вдруг ожила. Она открыла глаза, подняла крышку гроба и села.

— Боже правый, — воскликнула она, — где я?

— Не пугайся, я с тобой, — отвечал ей прекрасный Чарльз Уинстон Брандт, принц Рузвельт.

Он рассказал ей, что произошло. А потом добавил:

— Я люблю тебя больше всего на свете. Поехали со мной во дворец моего отца.

Белоснежна улыбнулась принцу и последовала за ним в его замок, а вскоре и свадьбу сыграли, со всеми торжествами, причитающимися отпрыскам королевской крови.

Злую мачеху тоже пригласили на пир. Она надела самый пышный свой туалет и подошла к зеркалу:

Здравствуй, зеркальце, скажи,

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?

А зеркало ей в ответ:

Ты прекрасна, как была,

Но принцесса подросла.

И на весь крещеный свет

Прежде не было — и нет,

Кто б сравнился красотой

С королевой молодой.

Злая королева помертвела, почернела от зависти и подумала было не ехать на свадьбу. Но любопытство взяло верх: кто же эта самозванка, затмившая ее своей красой? Когда же вошла она в свадебную залу и увидела молодую королеву, то сразу узнала свою падчерицу. Тут ее тоска взяла неодолимая, и злая королева умерла.

Берется в расчет не сама правда, но то, что за нее принимается.

Генри Киссинджер (из книги Ги Меттана)

О русофобии написано в разные столетия немало, но очевидно, что эта книга имеет не только особый и развернутый взгляд на предмет, но и вышла в особых исторических обстоятельствах, поэтому тем более интересно было узнать — что нового может сказать об этом современный европеец? Новизна и драматизм переживаемого периода в том, что перед Россией со всей очевидностью встает поистине историческая задача — занять собственное место в формирующейся новой мировой системе. «США нужны не союзники, а вассалы» — в этой эмоциональной и насыщенной смыслом краткой метафоре В. В. Путина отразилось понимание итогов всего 25-летнего периода «вписывания» России в формирующийся миропорядок: среди союзников Запад не захотел нас видеть на равных, а вассалами мы не захотели стать сами, осознав, что это угрожает окончательной потерей идентичности. Грядет новый миропорядок, называемый пока не оформленным по четким понятийным и географическим границам термином — «многополярный мир». Проблема русофобии в этом контексте вновь выдвигается на первый план, ведь отношения России с Западом во многом продолжат определять ее место в этом новом миропорядке. Впрочем, тема эта с завидной регулярностью возвращается на повестку дня в общественной дискуссии в нашей стране уже не первое столетие, причем именно в наиболее острые и сложные моменты национальной истории. Отсюда и закономерный интерес к предлагаемой российскому читателю книге.

Вместе с тем, прочитав ее, есть все основания считать, что сам автор меньше всего был озадачен конъюнктурными соображениями «актуальности темы», а тем более «имиджем России». Вполне состоявшийся и признанный в Швейцарии и Европе журналист и общественный деятель, он давно уже не «ведомый» в мире информационно-пропагандистских баталий, но исследователь, достигший того уровня «объективно-нейтрального наблюдателя», которого нам всем так часто не хватает. Уже масштаб нарисованной Ги Меттаном панорамы от «краткой генеалогии» русофобии, начиная с размежевания западного и восточного христианства, и ее национальных разновидностей — до «краткого словаря» ключевых понятий современного пишущего русофоба и наброска выстроенной веками системы стереотипов восприятия и представления России в западных СМИ не оставляет никаких сомнений — книга готовилась скрупулезно и основательно. К читателю быстро приходит понимание, что перед ним не памфлет и не панегирик, что книга написана не для того, чтобы «вписаться в момент», но исходя из фундаментальной, идеалистической, и в чем-то даже мистической задачи — попытаться обнаружить скрывающиеся за столетиями сложных взаимоотношений России и Запада первопричины русофобии.

Для российского читателя, видимо, нужно сделать еще одно пояснительное замечание: не стоит по прочтении выискивать в книге и подсчитывать на видимых только ему весах аргументы «за» или «против» Путина, следуя той нехитрой схеме, по которой строится (или хотят выстроить) сегодня российский политикум. Автор, похоже, принципиально (кто-то скажет — по неосмотрительности) игнорирует нередко практикуемое сегодня в России и за рубежом использование темы «режим Путина» как системы распознавания — «свой-чужой», в зависимости от того, какие оценки даются словам и делам российского президента (а они, как мы, россияне, знаем, отнюдь не всегда совпадают). Не лишним будет напомнить в таком случае известные слова М. Е. Салтыкова-Щедрина, обращенные к тем, кто «путает Отечество и Ваше превосходительство». Вместе с тем, Ги Меттан явно не намерен и подыгрывать стереотипам сегодняшнего западного мейнстрима и лепить из Путина «второго Гитлера». Тем же читателям в России, которые в полемическом задоре, либо по умыслу, или недоразумению, самоуверенно считают, что «мир крутится вокруг России», надо постараться понять, что, во-первых, это в принципе не так, а во-вторых, что предмет первостепенного интереса и забот Ги Меттана, как следует из текста, отнюдь не «режим Путина», а вековая, устойчивая деформация представлений о небезразличной ему России в его родном, западном общественном мнении, а еще точнее — в западной политической культуре и ментальности в целом.