Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

году и позже рассказывает о своих драматических духовных переживаниях под воздействием наркотика; Олдос Хаксли подробно пишет о своем религиозном опыте с мескалином в 1953 году; а Александр Шульгин синтезирует МДМА, употребляет его со своими близкими друзьями и рассказывает об их духовном опыте в 1976 году.

И природа, и творческий арсенал самого человека полны этих энтеогенов - термин был придуман историком Карлом Руком как более фактическая замена ошибочному термину "галлюциногены", и, конечно, он происходит от синтетического "Энтеос", "Бог внутри нас", - которые всегда использовались в духовных целях. И это несмотря на то, что многие национальные государства под самыми странными и предвзятыми предлогами усердно пытались запретить использование энтеогенов, что следует рассматривать как наиболее очевидную форму буржуазного религиозного преследования метафизического образа жизни зарождающейся нетократии. Именно из этого радикального равенства, в этой буквально синтетической процедуре, рождается и развивается этика интерактивности - а не в сентиментальном и антиницшеанском самоотверженном романтизме Левинаса.

Если Эммануэль Левинас - авраамический атеист, то французско-еврейский философ Жак Деррида - атеистический синтетик. Когда мы переходим от Левинаса к Деррида, мы переходим от мессианства как бессмертия к мессианству как выживанию, как проницательно отмечает шведский философ Мартин Хегглунд в своем новаторском прочтении Деррида в книге "Радикальный атеизм". Обещание - это всегда обещание на фоне открытого будущего, и поэтому оно всегда может быть нарушено; это часть природы обещания. Эта угроза заложена в обещании с самого начала. Даже самая сильная воля к включению всегда будет кого-то исключать, что приводит политику в постоянное движение, а демократию, в свою очередь, в состояние постоянной переоценки. Объективно обоснованных иерархий между людьми просто не существует. Если люди особенные, потому что они сильные, то из этого следует, что некоторые люди сильнее других. Если существует 1, то существует и 2, а 2 больше, чем 1. Таким образом, для достижения равенства этическая объективная ценность должна быть равна 0. Проблема в том, что со времен широкого распространения феодализма человек строит иерархии , чтобы максимизировать власть для удачливых и ради ее совокупного эффекта. Иерархии расцветают в мирах трансцендентальных метафизиков. Только порвав с трансцендентализацией и внедрив имманентную метафизику, мы сможем достичь подлинно эгалитарного общества. Синтетизм - это радикальный эгалитаризм par excellence.

Против трансценденталистской этики Левинаса по отношению к другому мы можем выдвинуть родовую этику Алена Бадью по отношению к тому же самому. Бадью утверждает, что постоянно повторяющееся - это то, что характеризует существование, и только в признании постоянно повторяющегося - универсального в конкретном - возможна этика. Генерализм Бадью противопоставляется конструктивизму Левинаса. Анархистская этика Бадью противопоставляется авраамическому морализму Левинаса. Этика Бадью - это долг, основанный на случайности - просто потому, что случайность приводит нас именно туда, где мы оказываемся - нет никакого внешнего смысла, но после того, как мы оказались там, куда нас привела случайность, мы все равно обязаны жить этично. Почему? Потому что этика делает нас теми, кем мы являемся как контингентные существа. Это наша агентивная сущность.

По сравнению с Бадью, Славой Зизек делает еще один шаг в сторону от Левинаса, когда встает на сторону их общего предшественника Жака Лакана и психоаналитической этики. Согласно Зизеку, этика возможна только как верность трещине в текущем взгляде на мир, а не как верность любому решению, принятому вслепую. Только держась за греховодник - маленькое беспокойство, постоянно напоминающее нам об иллюзорности нашей картины мира, ее незавершенности и, следовательно, необходимой, постоянной изменчивости, - мы можем хоть как-то использовать эту картину мира для ориентации, и тогда устойчивая этика должна быть привязана к греховоднику и ни к чему другому. Мы никогда не можем доверять нашему мировоззрению, мы не можем доверять даже самим себе: ближе всего к тому, чему мы действительно можем доверять, чему мы должны доверять, находится сам sinthome, реальная из внутренней и внешней реальности, которую мы вообще способны переживать. С точки зрения синтетической перспективы, и Зизек, и Бадью, конечно, находятся внутри синтетической пирамиды, на противоположных концах колебания между Атеосом (Зизек) и Пантеосом (Бадью).

В сексуальности желание всегда желает само себя, то есть оно не может достичь психического возбуждения без значительного элемента запрета. Это то, что Лакан называет закрытым субъектом. Даже наша идентичность с самим собой построена на полном запрете. Вы можете ощущать себя только как идентичность, которая закрыта и запрещена по отношению к самой себе. Вы чувствуете себя через невозможность чувствовать себя, и таким образом вы возникаете как феномен перед лицом самого себя, поскольку в других отношениях вы - чистая иллюзия. Вы не существуете на самом деле. Секса на самом деле не существует. Существует лишь тело, которое заманивает себя прикосновениями к другим телам, полагая, что таким образом удовлетворяет желание, которое, однако, вытесняет, чтобы сохранить желание для себя и для другого. Правильнее было бы назвать жизнь причудливым театром, а не чем-то, напоминающим линейную логику.

Однако за пределами этики интерактивности открывается ландшафт для чистой синтетической этики. Это этика, в которой человеческие действия могут происходить без воображаемого наблюдателя, где другой как цель исчезает из уравнения. Ницшеанский übermensch делает все, что должно быть сделано, только потому, что это должно быть сделано, и без каких-либо скрытых мотивов. Мы можем описать это как состояние этического вакуума. Это случай метаэтики; постоянно ведущееся исследование того, как меняется синтетический агент, действуя тем или иным образом. Художник, который основывает все свое творчество на собственном желании и ни на чем другом, является ранним примером синтетического этика. Но на самом деле ничто не мешает всему человеческому поведению в синтетической утопии взять за отправную точку такую этику внутреннего действия, а не этику интерактивности - потому что этика внутреннего действия логически вытекает из развития синтетического агента как человеческого идеала.

Индивидуалистическая метафизика основана на иерархизации различных феноменальных состояний. Чтобы индивид мог позиционироваться - антропоцентрически и интернарциссически - как властитель в центре бытия, вокруг него должна быть выстроена мифология как венца творения. Однако ступени, ведущие к этому статусу венца творения, выстроены из различных экзистенций с постепенно возрастающей ценностью. Дальше всего находятся минералы, выше - растения, еще выше - животные, а на самом верху - человек. Первое различие между минералами и растениями требует фундаментальной метафизической мифологии, а именно повествования о жизни как о священном. Второе различие между растениями и животными требует дополнительной метафизической мифологии, а именно повествования о теле как священном. Третье различие между животными и человеком требует еще одной дополнительной мифологии, а именно повествования о сознании как священном, или душе, как мы привыкли ее называть.

Заметим, что вне