Легенды Безымянного Мира. Пепел - Кирилл Сергеевич Клеванский

насколько это было возможным учитывая габариты узилища.

— Огонь и лед прекрасная пара лишь в балладах менестрелей, — прозвенел чарующий голос. — Но я ценю усердия моего соседа по недопущению в Грэвен’Дор сухого ветра и теплых облаков. Так что прости, но мне проше согласиться с его ценой, чем устраивать войну.

— Великая сидхе отступила перед человеком? — в едином порыве выпалил Эш.

АнаБри покачала головой, поражая своим спокойствием. Воистину — ледяной темперамент.

— Ты не выведешь меня из себя, волшебнишко, — улыбнулась ведьма. — Упоминание Кошмара застало меня врасплох, но это был твой единственный козырь.

Эш промолчал — он не знал что карты в принципе раздали. Но раз такое дело, то можно и пораскинуть извилинами. Все древние создания тщеславны и горделивы. Однажды, из-за этого погиб Синий Пламень… Возможно, пришло время и для Ледяной Ведьмы.

— Убьешь?

И вновь этот чарующий, звенящий смех.

— В чем резон убивать тебя?

Эш даже не сразу понял о чем его спрашивают. За годы странствий, спустя сотни различных приключений и злоключений волшебник как-то привык к тому, что его постоянно кто-то пытается убить. А если и не убить, то съесть. Хотя, если зрить в корень проблемы, то это, по сути, одно и то же.

— Эмм, — протянул Эш. — Удовольствие?

На этот раз ведьма лишь иронично изогнула правую бровь и чуть заметно улыбнулась.

— Странных же ты сидхе видел, смертный, раз считаешь что убийство приносит нам удовольствие.

— Синий Пламень, — магик отогнул первый палец. — Кормак Эйхеонский, Супустан, Черный Пламень, Хельмер.

— Кошмар не сидхе! — рявкнула АнаБри и Эш ощутил как на мгновение окрепла его власть над посохом.

« Значит, все же, не такая ты ледяная, — мысленно выдохнул магик.»

Фейре в это время прокашлялась, поправила снежную прическу и вновь улыбнулась.

— Ты никогда не бывал в Фэйрэ?

— Стране фей? — переспросил Эш.

— Да.

— Нет, — покачал головой. — Когда-то у меня был пропуск в ваше королевство, но я обменял его на сушеные грибы.

— Сушеные грибы⁈ — с недоумением в голосе воскликнула АнаБри.

— Ага,- кивнул волшебник. — Пропуск то он, конечно, красивый — изумрудный и все такое, но есть мне больше хотелось, а денег не было.

Ведьма закатила глаза и посмотрела на волшебника с явным сочувствием. Не таким, каким смотрят на голодных и нищих, а таким, каким одаривают калек и умственно-неполноценных.

— Зачем мне убивать то, что я могу заполучить?

Эту улыбку, не принадлежи она ледышке, можно было бы назвать страстной. АнаБри качнула бедрами, пробежалась пальцами по изумительно стройной фигуре и сделала манящие шаг назад — ближе к постели. Эш сглотнул и распахнул глаза. Он знал многих женщин, начиная от обычной служанки и заканчивая королевой, но никогда еще ему не предлагала себя бессмертная.

— О мой измученный, несчастный Пепел, — голос стал глубже, текучее и теплее.

Холод стал постепенно отступать, а АнаБри подходить все ближе. Боги и Духи, её походка напоминала походку Хозяина Кошмаров. Ведьма словно шла по облакам. Несуществующий ветер перебирал густые, белые волосы. Одежды развивались за спиной, обтягивая и без того ярко очерченные линии идеального тела. Сердце волшебника пропускало удар за ударом, дыхание сперло и в мире уже не существовало ничего кроме чарующего голоса и бездонных синих глаз.

— Разве не знаю я о твоей судьбе? — о этот голос… — Не человек и не фейре, гонимый всеми и ото всюду. — о эти глаза… — Без дома и семьи. Без друзей, но с великим множеством врагов. Ты ищешь и не можешь найти… и никогда не сможешь. — как сладки и чарующе её речи… — Так к чему напрасные страдания.

Эш не заметил как руки АнаБри прошли сквозь ледяные прутьи и легли ему на лицо. Сыграло ли шутку воображение или нет, но прикосновение вовсе не леденело и без того синюю кожу. Нет, оно не оказалось теплым, но было каким-то иным. Вроде приятным и в тоже время почти незаметным.

— Всего один поцелуй, — прошептали на ухо. — Один поцелуй и все тревоги уйдут. Ни забот, ни переживаний. Никто не тронет тебя здесь, в моей обители. Только покой, вечный покой…

Её губы оказались так близки и столь маняще, что не нужно было даже наклонять голову вперед. Достаточно лишь захотеть и АнаБри выпьет душу до дна, вместо сердца оставив в груди осколок льда. Эш прикрыл глаза…

Леди вскрикнула и отпрянула, а когда магик открыл глаза то невольно ухмыльнулся. На правой щеке ведьме огнем сияла старая руна. Четыре треугольника скрепленных кругом — единство стихий.

— И действительно, — победно улыбнулся Пепел. — Лед и огонь хорошая пара только в сказках.

Глаза Ана’Бри сверкнули и она в миг растратила всю красоту и изящество. Руки увенчались ледяными когтями, лицо приобрело острые, отталкивающие и неприятные черты, а вместо зубов и вовсе появились острые клыки будто у хищной речной рыбы.

— Ну и сдохни в этой клетке! — закричала сидхе.

По зале прошлась ледяная пурга изрезав. Прутья клетки выстрелили ледяными иглами, сократив и без того небольшое пространство. Пепел же, проигнорировав буран, сложил ноги в какой-то хитроумной позе, прикрыл глаза и принялся вспоминать все изученные в монастыре молитвы. Постепенно он разумом отправлялся на цветочный луг, раскинувший свои разноцветные просторы у подножья гор Мазурмана.

— Думаешь монашьи уловки тебе помогут⁈

Ведьма вопила, но её голос доносился до Эша сквозь толщу мутной, грязной воды.

— Я вечность буду любоваться твоими мучениями, червь!

И тут Эш вспомнил дар Небесного Мудреца. Мысль столь глубокую, что смогла заменить волшебнику религию. Эш обдумывал её утром, в обед и с восходом первой звезды. Обдумывал каждый день и каждую ночь, но каждый раз находил все новые и новые глубины, порождая сонмы вопросов, оставляя предыдущие даже без тени ответа.

И в третий раз мир услышал дар Ляо-Феня:

— Что обозримо, то не вечно, — произнес Эш.

Сидхе сразу поняла, что магик намекает на клетку и свой плен.

— Посмотрим что долговечней — моя магия или твоя воля, — фыркнула она.

— Разве можешь ты увидеть мою волю? — спросил Пепел.

Ана’Бри, вероятно, что-то ответила но волшебник этого уже не слышал. Мысленно он лежал в цветах у порога собственного дома. Птицы пели в вышине, а феи аккомпанировали им в качающихся на легком ветру бутонах.