Легкие шаги безумия - Полина Дашкова

– Простите, Валентина Юрьевна, – Лена протянула большуюгрупповую фотографию и показала на лицо некрасивой девочки, – это ваша дочь?

– Да, – кивнула старушка, – это Регина.

Лена заметила, что по лицу Градской пробежала какая-то тень,губы слегка поджались, глаза сузились – но всего на секунду.

– А других фотографий нет у вас?

– Зачем вам, деточка?

– Понимаете, мне кажется, я где-то видела это лицо,возможно, я была знакома с вашей дочерью. Она теперь живет в Москве?

– Она давно живет в Москве. И вполне возможно, что вы с нейвстречались. Мир страшно тесен, и с возрастом в этом все больше убеждаешься.Только других фотографий у меня нет. Даже младенческих. Эта – единственная.

– Странно. Вы ведь собираете фотографии… Столько чужихснимков…

– Регина сразу уничтожала свои снимки. А потом уничтожила исвое лицо, – последняя фраза прозвучала громко, несколько раздраженно. Лена ужечувствовала, что старушке неприятен разговор о дочери, но надо было довести егодо конца. Не было другого выхода.

– Уничтожила свое лицо? – тихо переспросила она.

– Возьмите там, на полке, стопку журналов. Быстро перебравнесколько известных изданий в ярких глянцевых обложках, она молча протянулаЛене развернутый журнал – тот самый, который совсем недавно показывал ей ГошаГалицын. С разворота лучезарно улыбалась «сладкая парочка», суперпродюсерВениамин Волков и его красавица жена, Регина Градская.

– Моя дочь сделала себе целую серию пластических операций вшвейцарской клинике, – сказала Валентина Юрьевна, – она всю жизнь страдалаиз-за своей внешности.

– Мистер Баррон, я обязан сообщить вам, что женщина,пригласившая вас в гости, опасная преступница, – произношение у шофера Сашибыло неважным, но говорил он по-английски четко и грамотно, без ошибок.

Майкл вытаращил глаза и открыл рот.

– Есть старый анекдот, – продолжал Саша. – В богатойанглийской семье рос мальчик, который до пяти лет не разговаривал. Родителистрашно переживали, показывали ребенка разным врачам, но все бесполезно. И вотоднажды за обедом мальчик отставил тарелку и внятно произнес: «Бифштекспережарен». – «Джонни, милый! – закричали родители, оправившись от шока. –Почему же ты раньше молчал?» – «Раньше все было в порядке», – ответил Джонни.Так вот, мистер Баррон, раньше все было в порядке, и я молчал.

– А что случилось теперь? – спросил Майкл, судорожносглотнув. – Ведь мы с вами не за обеденным столом, и нет никакого бифштекса. Япытаюсь шутить, но на самом деле мне не до шуток. Объясните, Саша, в чем дело икто вы такой.

– Я старший лейтенант Федеральной службы безопасности, мояфамилия Волковец.

– То есть вы из КГБ? Вы что, принимаете меня заамериканского шпиона?

– Я понимаю, одно только сочетание этих букв вызывает у васотвращение. Но, если кто и принимает вас за шпиона, то уж, во всяком случае, ненаш департамент.

– Саша, вы не могли бы изъясняться конкретней?

– Мистер Баррон, вы хорошо знаете классическую русскуюлитературу?

– О Господи, Саша, я же просил – конкретней, пожалуйста! –простонал Майкл.

– Помните пьесу Гоголя «Ревизор»? Вот вас тоже приняли закого-то другого. Местная мафия следит за вами очень пристально. И этостановится опасным. Думаю, вам следует сегодня же отправиться в Москву.

– Как в Москву? Но я еще не был в Ханты-Мансийске и вокрестных деревнях… Я не сделал и половины из того, что хотел… Зачем в Москву?А Лена?

– Она тоже улетит. Сейчас мы вместе зайдем в ваш номер, Высоберете вещи. Только очень быстро. Потом мы отправимся в Тюмень, сразу ваэропорт. Есть ночной рейс, и этим рейсом вы улетите.

– Один?

– Почему один? Вместе с Леной.

– Если я не соглашусь?

– А вы уже согласились, – усмехнулся Саша, – вы ведьразумный человек и не захотите рисковать жизнью.

– Хорошо, – вздохнул Майкл, – вы правы. Я не хочу рисковатьжизнью. Но у меня одно условие. Без Лены я не помечу.

* * *

Николай Иевлев увидел, как отъехал «москвичек» Саши Волковцаи как следом двинулся темно-лиловый «жигуль».

– Ничего, – мысленно обратился майор к четырем амбалам в«Жигулях», – ничего, «братки» – говнюки, вас сейчас подрежут на перекрестке, оххорошо подрежут. Жалко, не под корешок.

Давно стемнело. В мрачном пятиэтажном здании Дома ветерановгорело только несколько окон. Бледно-желтые световые блики причудливошевелились, падая на черную стену заснеженной тайги.

Тайга подходила совсем близко, но наблюдали за домом неоттуда. Полянскую должны были ждать где-то здесь, в высоком, густом кустарнике,разросшемся вдоль главной аллеи. И ее ждали. Когда затих звук мотораотъехавшего темно-лилового «жигуля», Иевлев уловил какой-то вкрадчивый шорох,черная масса кустарника шевельнулась.

Он взглянул на светящийся циферблат. Через десять минутПолянская выйдет из здания и пойдет по этой аллее, вдоль черных кустов.Возможно, они не станут нападать сразу, а поведут ее еще немного. Но неисключен и другой вариант. На их месте он бы давно потерял терпение.

Иевлев знал, что сейчас в ста метрах отсюда долженостановиться военный «газик», и прислушивался к гулу редких машин, проезжавшихпо шоссе. Группа захвата, пять человек из местного ФСБ, будет готова в любоймомент вступить в игру. Малейший шум, а тем более выстрел, станетавтоматическим сигналом для них.

Старые кожаные ботинки промокли насквозь, пропитались талымснегом, и холод шел от ног по всему телу. Иевлеву ужасно хотелось курить и чайхотелось горячего. Он думал о том, что захваченные «языки» все равно будутмолчать и хозяина своего не заложат ни за какие коврижки. Жизнь дороже любыхковрижек.

Так будет всегда. Шавки и «шестерки» будут молчать ипариться в зонах по всей стране. А хозяева будут посылать в зону индивидуальный«грев» с барского плеча, строчить душевные «малявы» честным арестантам и правитьединовластно своими вотчинами, кусками огромной страны, с ее тайгой, с еезолотом, нефтью, маковыми и конопляными полями, с ее бандитами и проститутками,народными артистами и членами правительства. Так будет всегда. Ничего неизменится от того, что он, майор Иевлев, сидит сейчас, промокший и продрогшийнасквозь, в заснеженных кустах на окраине старинного сибирского города, сидит иждет – то ли шальной пули, то ли воспаления легких. Даже если развяжутся языкитех, кто прячется сейчас напротив и тоже ждет, все равно ничего не изменится…