Противостояние. Армагеддон - Стивен Кинг

При словах «Я никогда не водила мопед» ужас Ларри усилился.

— Да, — сказал он. — Но ты должна будешь ехать медленно.Очень медленно. Мотоцикл — и даже мопед — не прощает людских ошибок, а я несмогу показать тебя доктору, если ты покалечишься на дороге.

— Я буду очень осторожна. Мы… Ларри, а ты ехал на мотоцикледо того, как мы тебя увидели? Иначе ты ведь просто не мог бы добраться сюда изНью-Йорка так быстро.

— Я сбросил его в канаву, — сказал он ровно. — Я не могехать в одиночку.

— Ну, ты ведь больше уже не будешь один, — сказала Надинпочти весело. Она повернулась к Джо. — Мы поедем в Вермонт, Джо! Мы увидимдругих людей! Разве это не здорово?

Джо зевнул.

Надин сказала, что она слишком взволнована для того, чтобыспать, но что она полежит с Джо, пока тот не уснет. Ларри поехал на велосипедев Оганквит в поисках магазина мотоциклов. Такого в городке не оказалось, но онвспомнил, что видел подходящий магазин на выезде из Уэллса. Он вернулся, чтобысказать об этом Надин, и обнаружил, что она уснула вместе с Джо.

Он лег неподалеку от них, но заснуть не смог. Наконец онпересек дорогу и по колено в зарослях тимофеевки пошел по направлению к амбару,на крыше которого была надпись. Тысячи кузнечиков выскакивали у него из-подног, и Ларри подумал: «Я их чума. Я их темный человек».

Неподалеку от широко раскрытых дверей амбара он заметил двепустые банки из-под пепси и засохшую корку от сэндвича. В обычные времена чайкидавно бы уже съели остатки сэндвича, но времена изменились, и чайки, безсомнения, привыкли к более сытной пище. Он пнул носком корку, а затем одну избанок.

«Отнесите это в лабораторию криминалистики, сержант Бриггс.Думаю, наш убийца все-таки совершил ошибку».

«Вы правы, инспектор Андервуд. Будь благословен тот день,когда Скотленд-Ярд решил направить вас к нам».

«Не стоит, сержант. Это часть моей работы».

Ларри зашел внутрь. Там было темно, жарко. Повсюду сновалиласточки. Стоял сладкий запах сена. В стойлах не было скота. Владелец, должнобыть, предпочел отпустить его на свободу, сулящую жизнь или смерть отсупергриппа, чтобы не обрекать его не неизбежный голод.

«Отметьте это для коронера, сержант».

«Обязательно, инспектор Андервуд».

Ведущие на сеновал ступеньки были прибиты к одной из опорныхбалок. С уже залоснившейся от пота кожей и толком не зная, зачем он это делает,Ларри полез наверх. В центре сеновала возвышалась более удобная лестница,ведущая к чердачному окну. Ступеньки были забрызганы белой краской.

«Похоже, еще одна находка, сержант».

«Инспектор, я потрясен — ваши дедуктивные способности могутсравниться лишь с остротой вашего зрения и длиной детородного органа».

«Не стоит, сержант».

Он поднялся к чердачному окну. Там было еще жарче, и Ларриподумал о том, что если бы Фрэнсис и Гарольд оставили бы здесь ведро с краскойпосле окончания работы, то амбар весело сгорел бы дотла еще неделю назад.Стекла были покрыты пылью и украшены древней паутиной, которая была соткана,без сомнения, еще в те времена, когда Джеральд Форд был президентом. Одно изстекол было выбито, и когда Ларри высунулся наружу, ему открылся впечатляющийвид, похожий на написанную маслом картину в зеленых и золотых тонах, на которойизображена самая середина лета, купающаяся в послеполуденной дымке. НадписьГарольда была видна ему вверх ногами.

Одна лишь мысль о том, чтобы вылезти на эту крышу,находившуюся на таком расстоянии от земли, заставила перевернуться все его внутренности.И парню ведь непременно пришлось спустить ноги вниз, чтобы написать имядевушки.

«Зачем ему это было нужно, сержант? Я думаю, в этом изаключается вопрос, на который мы должны найти ответ».

«Ну, раз вы так считаете, инспектор Андервуд».

Он спустился вниз по лестнице, внимательно глядя себе подноги. Сейчас не самое подходящее время, чтобы ломать ноги. Кое-что внизупривлекло его внимание, что-то, вырезанное на одной из опорных балок и своейсвежей белизной контрастирующее с окружающим темным колоритом. Он подошел кбалке и внимательно осмотрел вырезанный рисунок. Это было пробитое стрелойсердце, внутри которого было написано: «Г.Л. любит Ф.Г.»

«Мне кажется, сержант, что парень влюблен».

— Удачи тебе, Гарольд, — сказал Ларри и вышел из амбара.

Магазин в Уэллсе оказался представительством фирмы «Хонда».Посмотрев на расположение образцов продукции на витрине, Ларри сделал вывод,что двух мопедов не хватает. Еще более он был горд своей второй находкой —скомканным фантиком от шоколадной карамели рядом с мусорной корзиной. Былопохоже на то, что кто-то — возможно, изнывающий от любви Гарольд Лаудер — елкарамель, размышляя о том, какая модель принесет больше счастья ему и еговозлюбленной. Потом он скомкал фантик и запустил его в мусорную корзину. И непопал.

Надин одобрила его дедуктивные построения, но онизаинтересовали ее в меньшей степени, чем самого Ларри. Она разглядывалаоставшиеся образцы в лихорадочном стремлении поскорее уехать. Джо сидел нанижней ступеньке у входа в демонстрационный зал, играл на гитаре и довольномычал.

— Послушай, — сказал Ларри. — Сейчас пять часов вечера,Надин. Сегодня ехать уже нет смысла.

— Но еще три часа будет светло! Не можем же мы так и сидетьна одном месте! Мы можем не догнать их!

— Гарольд Лаудер раз уже оставил свои инструкции с подробнымописанием дорог, по которым они поедут. Если они продолжат свое путешествие, товесьма вероятно, что он сделает это снова.

— Но…

— Я знаю, что тебе не терпится, — сказал он, кладя руки ейна плечи. Он почувствовал, как в нем поднимается старое раздражение и заставилсебя подавить его. — Ты ведь никогда раньше не ездила на мопеде.

— Но я умею ездить на велосипеде. И я знаю, как обращатьсясо сцеплением. Пожалуйста, Ларри. Если мы не будем терять времени, то разобьемлагерь на ночь уже в Нью-Хемпшире, а к завтрашнему вечеру проделаем ужеполовину пути. Мы…

— Но это не велосипед, черт возьми! — взорвался он, и звукигитары позади него внезапно прекратились. Ларри увидел, как Джо оглянулся наних через плечо. Глаза его сузились, и внезапно стали недоверчивыми.

— Мне больно, — мягко сказала Надин.

Он увидел, что его пальцы глубоко впились в податливую плотьее плеч, и его гнев перешел в глухой стыд.

— Извини, — сказал он.