Охота за темным эликсиром - Том Хилленбранд

Стороживший их солдат уже нетерпеливо посматривал в их сторону, поэтому Овидайя изложил болонцу свою теорию сухими короткими фразами. Он ни в коем случае не хотел делать этого в карете, поскольку Янсен, да Глория и Жюстель таким образом тоже узнали бы о его подозрениях.

Марсильо застегнул штаны.

– Луи? Не верится мне.

– Возможно, вы не объективны, – возразил Овидайя.

– Возможно, вы правы. Но до сих пор вы не назвали ни единого серьезного аргумента, который убедил бы меня в этом.

Они вернулись к карете. Больше на протяжении последующих нескольких дней они о подозрениях Овидайи не говорили. Ученый же продолжал размышлять, как узнать, кто стал предателем. Вскоре он пришел к выводу, что нужно подумать о мотивах различных людей, которые могли это сделать. У всех у них были мотивы совершить предательство, включая его самого: деньги.

Чем ближе они подъезжали к Парижу, тем больше солдат видели на дорогах. Полиньяк не хотел объяснять им причины происходящего. От мушкетеров тоже ничего нельзя было добиться, однако Овидайе и остальным время от времени удавалось уловить обрывки разговоров. Солдаты только и говорили, что о предстоящей войне. Голландский статхаудер Вильгельм Оранский, ставший теперь Вильгельмом III, королем Англии, заключил союз с габсбургским императором. После разорения Пфальца излишне кровожадным министром Людовика по фамилии Лувуа к этому союзу присоединялось все больше и больше стран, последними стали Испания и Савойя. Несколько дней назад войну Людовику XIV объявил рейхстаг. Венский альянс потребовал, чтобы христианнейший король вернул все земли, захваченные за все годы: Пфальц, Лотарингию, Страсбург и хорошо известную им крепость Пинероло. Кроме того, ходили слухи, что из-за грядущей войны будут расти цены на зерно. Поэтому в Париже уже начались восстания. Овидайя невольно вспоминал в связи с этим старинную шутку: «Во Франции чернь поднимает восстание, поскольку хлеб слишком дорог. В Нидерландах чернь поднимает восстание, поскольку слишком дорого масло».

Тем временем они проехали Сенлис. Марсильо и Жюстель как раз рассуждали о том, каковы шансы Франции одолеть собирающиеся войска, когда прозвучал звук горна. Овидайя выглянул в окно. С юга к ним навстречу ехал всадник. Он стоял в стременах, забрызганные грязью белые брюки и красные фалды фрака выдавали в нем почтальона. Мушкетеры не колеблясь уступили ему дорогу. И вот он уже проскакал мимо и исчез вдали. Овидайя почувствовал, что дрожит всем телом.

– Паоло!

Генерал, все еще продолжавший беседовать с Жюстелем, оборвал свою речь на полуслове и удивленно поглядел на него:

– Что случилось, Овидайя?

– Боюсь, теперь у меня есть весомое доказательство, которого вам не хватало.

Лицо болонца омрачилось:

– Вы уверены?

– Вполне.

– О чем вы говорите? – поинтересовалась графиня.

– О, это просто небольшое пари, которое мы заключили, – отмахнулся Марсильо, – умозрительный эксперимент натурфилософов, не более того.

И только вечером, когда они остались одни, Овидайя сумел изложить генералу свою теорию.

– Мое доказательство, если вам угодно так его называть, основывается не на документах и не на следах.

– А на чем?

– На логике. Смотрите: как ни крути, нас предали. Теоретически это мог сделать любой из нас.

– Не посторонний человек? – уточнил Марсильо.

– Никто другой не мог знать, когда мы прибудем в Нижний Египет и сядем там на судно. Нет, это был один из нас. Мы все достаточно умны. И, возможно, мотив тоже был у всех: жадность, зависть, да что угодно. Но существует условие, которое есть не у всех.

– И что же это?

– Средства.

– Не совсем понимаю вас, Овидайя. Вы имеете в виду способность писать письма? Пожалуй, это исключает Янсена, он знает лишь пару букв. Но даже он мог обратиться к писарю…

– Проблема не в том, чтобы перенести информацию на бумагу. Проблема заключалась в том, чтобы как можно скорее доставить ее в Версаль. Она должна была добраться быстрее, чем потребовалось бы нашему довольно быстрому судну, чтобы дойти из Александрии до Голландии.

– А если нас предали раньше?

– Это не исключено. Но решающей информацией, на каком судне мы отправимся домой из Египта, обладал только я, больше никто. Я сообщил ее только незадолго до нашего выхода к побережью. Таким образом, важнейшая информация – шхуна с кофейными растениями под названием «Коронованная любовь» отчаливает 15 января 1689 года – могла стать известна предателю только незадолго до отплытия. И это позволяет нам задать интересный вопрос: как можно быстро передать информацию из пункта А в пункт Б?

Марсильо почесал подбородок:

– Догадываюсь, к чему вы клоните. Письмо предателя должно было отправиться в путь практически одновременно с нами – то есть оно должно было нас обогнать.

– Совершенно верно. В принципе, это возможно. Либо депешу отправили в путь на очень быстром судне. Наше в зависимости от погоды в среднем делало до восьми узлов. Клипер мог дойти до Дюнкерка быстрее.

– Однако эти скорлупки часто тонут в Атлантическом океане.

– Это верно. Еще одна возможность – отправиться морем в Марсель, а там передать письмо быстрому всаднику. Вы солдат – насколько быстро это можно было сделать?

– Хм, от Марселя до Парижа около пятисот миль. Что до всадника… бывает по-разному.

– От чего это зависит?

– Придется ли ему садиться на лошадь, которую он вчера загнал до предела, и дадут ли ему сегодня новую. Будут ли его пропускать повсюду – вы же знаете, какие сейчас дороги. Насколько благоприятна будет погода.

Овидайя ничего не сказал. По выражению лица Марсильо он видел, что генерал начинает понимать.

– Клянусь святой Девой Марией! Это могло произойти только так!

Овидайя кивнул. У каждого из них была возможность передать во время путешествия письмо французскому торговцу, которые кишмя кишели в Леванте, с просьбой немедленно вручить его французскому консулу в Александрии. И каждый из них мог сказать, что дело не терпит отлагательств. Но каким образом можно было поддержать приоритет срочности на расстоянии многих сотен миль? Как кто-то мог суметь не только быстро передать депешу во Францию, но и доставить ее одному из секретарей Людовика?

Вид у Марсильо был очень расстроенный.

– Не верится, что он мог так поступить. Хотя, по всей видимости, именно так все и было.

– Боюсь, это самое логичное объяснение. У Вермандуа есть кольцо с печатью, на которой изображен его герб – ромб, увенчанный геральдической лилией. Каждое письмо, скрепленное такой печатью, указывает на то, что отправивший его человек – бурбонский принц. Если же он адресует письмо непосредственно отцу, любой интендант, любой офицер, любой консул сделает все, чтобы как можно скорее доставить его в Версаль, даже если для этого ему придется выжигать целые деревни. Разве не так?