Питер Пэн должен умереть - Джон Вердон

– То есть, шансов почти никаких.

– Знаю. Но надо же попытаться. Он где-то здесь. Он явился сюда не просто так.

– А зачем?

– Понятия не имею. Но он уже был здесь – и вернулся сюда снова. Это не совпадение.

– Послушай, я знаю, что для тебя ключ ко всему – поймать Паникоса. Но не забывай: его кто-то нанял. Лично я считаю, что Йона.

– Узнал что-то новенькое?

– Нутром чую, только и всего. Уж больно скользкий ублюдок, есть в нем что-то двуличное.

– Помимо мотива в пятьдесят миллионов долларов?

– Да. На мой взгляд. Слишком уж улыбчивый да лощеный.

– Может, просто у них, у Спалтеров, харизмы хоть отбавляй?

Хардвик издал вялый смешок.

– Вот уж на что мне начхать.

Гурни сгорал от нетерпения поговорить с Кайлом, начать поиски Паникоса.

– Ну ладно, Джек. Давай быстрее. Позвони, как доберешься.

Отсоединяясь, он услышал первый взрыв.

Он распознал звук – приглушенный, сдавленный хлопок небольшого взрывного устройства.

Едва он добрался до места происшествия, расположенного через две аллеи от дорожки, где он стоял, первоначальное впечатление подтвердилось. Маленькая палатка тонула в дыму и пламени, но туда уже спешили, покрикивая на встревоженных посетителей, чтобы посторонились, двое мужчин с повязками «Служба безопасности ярмарки» на рукаве и огнетушителями в руках. Две женщины из организаторов ярмарки тоже примчались и принялись обходить палатку сзади, выкликая: «Есть там кто? Есть там кто?»

По аллее пробиралась машина «скорой помощи» с сиреной и мигалкой.

Видя, что никакой непосредственной помощи он сейчас оказать не может, Гурни принялся разглядывать толпу, собравшуюся вокруг места пожара. Известно, что поджигателей вечно тянет полюбоваться плодами своих рук, но если Гурни и питал надежды обнаружить кого-то, подходящего хоть под самое общее описание Паникоса, эти надежды быстро развеялись. Однако Гурни заметил кое-что иное. Обгоревшая вывеска над палаткой гласила: «Фонд помощи жертвам наводнения, Уолнат-Кроссинг». А среди разметанных взрывом обломков чернели обугленные букетики ржаво-красных хризантем.

Похоже, Паникос относился к хризантемам – а может, ко всем цветам или вообще ко всему, что напоминало ему о Флоренсии, – с любовью на грани ненависти. Однако это еще не могло объяснить, зачем его понесло на ярмарку. Была, конечно, и вторая возможность, куда более пугающая. Крупные общественные мероприятия – заманчивые места для диверсий.

Возможно ли, что первый раз Паникос ездил на ярмарку, чтобы как раз подготовить почву для такой вот диверсии? А именно – мог ли он нашпиговать тут все взрывчаткой? Уж не являлся ли взрыв палатки фонда лишь преамбулой?

И нужно ли Гурни немедленно поделиться этим вероятным сценарием со службой безопасности ярмарки? С отделом полиции Уолнат-Кроссинга? С бюро криминальных расследований? Или на попытки объяснить, почему этот сценарий столь вероятен, уйдет слишком много времени? В конце концов, если его догадка верна и если их ждет именно такое развитие событий, к тому моменту, как он все расскажет и сумеет убедить в своей правоте служащих, будет уже слишком поздно даже пытаться что-то предотвратить.

Каким нелепым ни казался этот вывод, но Гурни решил, что единственный возможный вариант сейчас – действовать в одиночку. И главной задачей было опознать Питера Пэна – задачей практически невозможной. Однако выбора не оставалось.

И Гурни ничего не оставалось, как пробираться сквозь толпу, разглядывая людей и используя рост как первый критерий отбора, вес как второй и черты лица как третий.

Когда он шел по следующей аллее, всматриваясь не только в каждого прохожего среди текучей толпы, но и в каждого покупателя в каждой палатке, у каждого лотка, ему в голову вдруг пришла ироническая мысль: главный плюс самого ужасного сценария, сводившегося к тому, что Питер Пэн явился на ярмарку, чтобы разнести ее на куски, – состоит в том, что сейчас-то он и сам здесь. А пока он здесь, его можно поймать. Не успел Гурни как следует помучиться скользким вопросом морали – на какие человеческие жертвы и разрушения он готов ради того, чтобы добраться до Питера Пэна, – как позвонил Хардвик. Сказал, он у главных ворот, а где встречаться будем?

– Встречаться нам ни к чему, – возразил Гурни. – Порознь мы большую территорию охватим.

– Отлично. Тогда что мне делать – высматривать коротышку?

– Ну да, руководствуясь тем, что помнишь по видеозаписям. Обрати особое внимание на группки детей.

– С целью…

– Он ведь хочет выглядеть как можно безобидней. Взрослый ростом в пять футов выделяется из толпы, а ребенок такого же роста нет, поэтому велик шанс, что он попытается притвориться ребенком. Лицо выдает возраст, так что, думаю, он придумает какой-нибудь способ замаскироваться. Многие дети сегодня разрисовывают лица – так что это решение напрашивается само собой.

– Допустим, но зачем ему приставать к какой-нибудь компании?

– Опять же, чтобы не выделяться. Ребенок, который держится сам по себе, привлекает больше внимания, чем в группе с другими детьми.

Хардвик вздохнул, вложив в этот вздох максимум скептицизма.

– По-моему, сплошное гадание на кофейной гуще.

– Не спорю. И вот еще что. Исходи из предположения, что он вооружен – и ради всего святого, не недооценивай его. Помни, он жив и здоров, а множество тех, кому не повезло с ним пересечься, мертвы.

– А если я его засеку, какой план действий?

– Не выпускай его из виду и звони мне. И я тебе, если что, позвоню. Тут уж надо будет друг друга прикрывать. Кстати, после твоего последнего звонка он цветочный ларек взорвал.

– Взорвал?

– Похоже на взрывное устройство малого радиуса поражения. Скорее всего, примерно как в Куперстауне.

– А почему цветочный ларек?

– Я, Джек, не психоаналитик, но цветы – особенно хризантемы, – похоже, для него много значат.

– Ты ведь знаешь, что их тут в народе называют «мамками»?

– Ну да, но…

Ответ его прервала серия трескучих взрывов, при первом же звуке которых Гурни инстинктивно присел. Звучали они откуда-то сверху.

Торопливо оглядевшись вокруг, он снова поднял телефон к уху – как раз вовремя, чтобы услышать возглас Хардвика:

– Боже! А сейчас-то он что взорвал?

Ответ явился через долю секунды повторной серией взрывов и раскрасившими ночное небо полосами света и россыпью разноцветных искр.

– Фейерверк! Да это ж просто фейерверк!

– Фейерверк? Какого черта? Четвертое июля было месяц назад.