Наваждение Люмаса - Скарлетт Томас

— Но я ведь все понимаю, — сказал он. — Я знаю тебя.

— Да. Я понимаю, о чем ты.

Мы остановились у входа в ломбард. Не знаю почему. Потом я увидела, что где-то внутри ломбарда светится кафе. Опять какие-то проблемы с измерениями.

— Может, выпьем кофе на дорожку? — спросил Адам.

— Тропосферный кофе, — обрадовалась я. — Как от такого отказаться?

Мы сели за столик на террасе и после нескольких попыток выяснили, что достаточно просто подумать о кофе — и он тут же появится. То есть, конечно, не просто подумать, а подумать и поверить в то, что он появится, — и тогда он действительно появится.

— Зачем ты отправился меня искать? — спросила я. — Когда мы виделись в последний раз, я тебя здорово разозлила — это было заметно. Не надо было мне говорить…

— Это не имеет значения.

— Может, и не имеет. Но почему?

— Будет очень глупо, если я это скажу? Мне показалось, что я в тебя влюбился.

Я уставилась в стол:

— М-м…

— Извини. Я не очень хорошо управляюсь со словами. Точнее, со словами я управляюсь неплохо, но только не с такими. Ох, ну да, в итоге все-таки получилось глупо. Почему я в тебя влюбился? Ведь, если подумать, это была не такая уж и хорошая мысль — ну, если рассуждать беспристрастно. Но… — Он вздохнул. — Я ничего не мог с собой поделать. — Он зачесал пятерней волосы. — Боюсь, я не смогу объяснить.

— Все в порядке, — сказала я. — Я не знаю, откуда у тебя ко мне такое чувство, но…

— Что?

— Я хотела сказать — я рада, что ты это чувствуешь. Но в то же время… Ведь ты был бы сейчас жив, если бы не я и не «Наваждение».

— Да. Но… — Он закрыл глаза и снова открыл их. — Тогда у меня не было бы этого.

Он раскрыл ладони — так, как будто бы держит в них весь мир, хотя на самом деле они были пусты. Он словно призывал меня оглянуться по сторонам и увидеть, сколько всего оказалось бы у него в руках, если бы они были способны удерживать идеи, метафоры и многомерные здания.

— Почему ты видишь то же, что и я? — спросила я.

— Хм-м?

— Ты видишь то же, что вижу я. Ту же тропосферу. Я думала, это мое сознание.

— Так и есть. Твое.

— Тогда как же…

— Я умер у тебя в сознании.

— А. — Я почувствовала ту особую боль, что бывает только в тропосфере: она вонзилась тупым лезвием где-то глубоко внутри и теперь медленно раздирала меня на части. Нет, я не могу об этом думать. — А какой была твоя тропосфера?

— Почти такой же. Тоже город. Но только у меня там был день. И больше зелени. Но зато все стены были изрисованы граффити — у тебя хотя бы этой проблемы нет.

— Здесь тоже однажды был день, — сказала я. — Не знаю, куда он потом делся.

— Ничего. Мне нравится ночь. Романтично.

— Ага, например, тот луг и река, — сказала я. — Это было очень романтичное место. Но вряд ли его создало мое сознание. Так странно…

Он на секунду склонил голову набок. Думаю, мы оба знали, что произошло, когда мы занимались любовью у реки. Ведь его сознание — в моем.

— Хм, — сказал он. — Да-а… Оба наших сознания — одновременно. И все сознания в мире — с нами, здесь и сейчас. Мы могли бы сделать и увидеть все что угодно!

— Адам. — Я потянулась через стол к его руке. — Я хочу…

Но здесь это звучало как-то нелепо. Это не то место, где можно хотеть.

— Чего?

— Тебя. Понимаю, здесь говорить о желаниях глупо. Но как было бы хорошо, если бы мы остались там, на лугу…

— М-м. Почему бы нам туда не вернуться?

— Нет. Я в долгу перед Аполлоном Сминфеем. Если бы не он, меня бы уже не было в живых.

— Мы выполним его поручение, потом — поручение Луры, и тогда…

— Да.

И тогда.

— Ну, ладно. — Я допила кофе. — Пора.

Адам тоже допил остатки своего кофе, и вдруг его словно осенило:

— Мыши.

— Что?

— Почему бы нам не воспользоваться мышами?

— Зачем нам мыши? А… понимаю. Добраться до Эбби Лэтроп через мышей. Но на это ведь, наверное, уйдет куча времени. Ну, чтобы с помощью педезиса переместиться назад на сто лет, нам придется сменять континенты через каждые несколько прыжков. Ты же помнишь, что время в тропосфере равно расстоянию. Чем большее расстояние мы преодолеем в физическом мире, тем больший отрезок времени перепрыгнем.

Когда я произносила эту фразу, я почувствовала что-то вроде дежавю. Это выражение: «Время в тропосфере равно расстоянию». Я постоянно его слышу, постоянно произношу сама, но не знаю, что оно означает. Тропосфера создана из мыслей. Расстояние в тропосфере — это всего лишь расположенные в особом порядке мысли. Итак, что мне известно на сегодняшний день?

Расстояние = время.

Материя = мысль.

А что, если добавить и еще одно уравнение:

Мысль = время?

Да и вообще, похоже, мысль — это все. И это представляется вполне логичным: время ведь не измеряется ничем иным, кроме мысли. Единственное, что отделяет сегодня от вчера, — это мысль.

— Над чем ты задумалась? — спросил Адам.

Я рассмеялась. Он и так видел, о чем я думаю, — ведь он находился прямо посреди моих мыслей.

— Что?

— Расскажу по дороге, — сказала я.

— Постой. Мы ведь еще даже не знаем, куда идем.

— А, да. Ты прав. Ладно — скажи, ты понимаешь что-нибудь во всей этой истории с расстоянием?

— Да. Думаю, понимаю. Если я нахожусь у кого-то в голове и вижу всех предков этого человека или животного, я могу прыгнуть к любому из них. Если один из них живет в Норфолке, а я нахожусь в Кенте, за время прыжка я перемещусь назад во времени на пару недель. Но если один из них живет в Африке, а я в Кенте, меня может отбросить назад на пару лет.

— Правильно, — сказала я. — Тогда, возможно, для путешествия во времени нам стоит отыскать семью, которую сильно разбросало по миру?

— Ну, посмотри, что там есть, — сказал Адам.

И я стала смотреть. Я видела перед собой черное небо, которое повисло надо мной как что-то такое, на что я только что кликнула «мышью», и луна на нем торчала как большая командная кнопка на компьютерном мониторе. Но светила она все равно по-настоящему, окутывая улицу и стоящие на ней дома. Сразу под небом начинались серые жилые башни, которые, казалось, располагались по всей тропосфере — просто поднимались из земли и тянулись ввысь.

— На что я сейчас смотрю? — спросила я.

— На высотные башни, — сказал он. — В которых живут животные.