Артузов - Теодор Гладков

– Ну, давайте знакомиться. Рассказывайте все о себе. Не тяните, но и не комкайте. Я хочу знать, из какой среды вы вышли.

Я рассказал все честно и прямо о своем происхождении, о похождениях в эмиграции. Горб нахмурился и окончательно помрачнел. Артузов расхохотался при рассказе о комичных эпизодах из жизни деда со стороны матери – казака, а насчет отца уточнил, что я его не знаю, сам ему не писал, от него писем не получал, но воспитывался на его деньги, передаваемые тетей, Варварой Николаевной Какориной.

Выслушав мой рассказ, Артузов обратился к Горбу:

– Ладно, ладно, Миша, все проверим, все в наших руках. Но товарища мы к делу пристроим. Испытаем в работе, а там будет видно.

Горб молчал.

– Пустим его, Миша, по верхам. Ты понял меня? По верхам. – Артузов поднял руку к потолку и, все еще лежа на диване, пошевелил в воздухе пальцами. – Посмотрим, чего он стоит. – И, обращаясь уже ко мне, спросил: – Где вы хотели бы у нас работать?

– Я не знаю… – начал я, но, поняв, что робость не произведет хорошего впечатления, добавил, выпятив грудь: – Там, где опаснее!

Артузов улыбнулся, Миша отвернулся.

– Опаснее всего вербовать друга в стане врагов! – сказал Артузов. – Работа вербовщика считается у нас наиболее опасной.

Я не имел никакого представления об этой работе, но храбро сказал:

– Ну что ж, я хотел бы быть вербовщиком.

– Ладно. Ладно, идите. Посмотрим, – закончил разговор Артузов. – Желаю успеха.

Так я вернулся в Прагу сотрудником Иностранного отдела и с этого времени в графе «стаж работы» всегда проставлял в анкете именно эту дату».

Таким образом, принял Быстролетова в Иностранный отдел начальник… Контрразведывательного отдела! И присутствовавший при беседе помощник начальника ИНО Горб хоть и морщился, но указание «чужого» начальника выполнил. Уже одно это красноречиво свидетельствует об авторитете Артузова в ОГПУ.

«… Я был недурен собой», – скромно пишет Быстроле–тов. На самом деле он был невыразимо красив, прямо–таки голливудский герой–любовник типа Кларка Гейбла. К тому же, что вовсе не типично для кинозвезд, умен, хорошо образован, обладал литературными способностями, прекрасно рисовал – занимался и живописью, и графикой. В довершение всего в совершенстве владел… двадцатью иностранными языками! Стоит перечислить их: английский, немецкий, датский, голландский, фламандский, норвежский, африка–нерский, шведский, португальский, испанский, румынский, французский, итальянский, сербохорватский, чешский, словацкий, болгарский и польский. Украинский и белорусский Быстролетов за иностранные не считал.

Примерно столько же языков знал и Менжинский. Однако активно Менжинский пользовался только тремя или четырьмя, говорить по–персидски или по–японски ему на Лубянке попросту было не с кем. Быстролетову же приходилось пользоваться едва ли не всеми в своих бесчисленных скитаниях по миру – то под видом венгерского графа Лади–слава Перельи, то английского лорда Роберта Гренвилла, то чеха Йозефа Швермы, то грека Александра Галласа…

Быстролетов стал превосходным вербовщиком, в этом ему помогали редкостные не только лингвистические, но и артистические способности.

Разведчик от Бога, он оказался и прирожденным изобретательным розыскником, в этом отношении ему могли бы позавидовать самые удачливые контрразведчики и агенты угро. Порой он творил настоящие чудеса.

Как–то в одной из европейских резидентур стало известно, что в типографии английского Форин Офис, то есть министерства иностранных дел, работает наборщик, который сильно нуждается в деньгах. За полтора года, объездив несколько стран, Андрей, не располагая больше никакими данными, разыскал этого человека, который оказался всего лишь посредником. Не довольствуясь этим, Быстролетов сумел идентифицировать и подлинного владельца информации – высокопоставленного чиновника МИД – и завербовать его. В результате в ИНО «потекли» секретные документы, раскрывающие планы и намерения английской внешней политики.

За эту операцию Дмитрий Быстролетов был награжден коллегией ОГПУ 17 ноября 1932 года боевым оружием с надписью «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».

Поразительно, но это чудо Андрею удалось повторить еще раз! В Парижское полпредство ИНО пришел человечек маленького роста с красным носиком и предложил за 200 тысяч франков продать итальянские коды, пообещав, что по мере смены шифров будет доставлять за деньги очередные. Ему предложили оставить их до утра и… обманули, решив «сэкономить». За ночь шифры скопировали и вернули Носику, не заплатив и франка.

В Москве коды и шифры изучили, они оказались подлинными, с их помощью прочитали ряд секретных документов итальянского правительства и дали указание продолжать связь с источником. Когда выяснилось, что эта связь из–за дурости парижских скупердяев безнадежно утеряна, разразился скандал. По отношению к усердным дуракам были приняты соответствующие меры, но дело этим, разумеется, исправить не удалось. Выручил все тот же Андрей. Не располагая никакими иными данными, кроме того, что иници–ативщик – человек маленького роста с красным носиком, он разыскал его и завербовал{90}.

Кому–то может показаться удивительным, но в числе эффективно работавших агентов ИНО было немало бывших белых офицеров и даже генералов. Причем не на материальной, а на идейной основе. Сказались патриотизм, подлинная любовь к Родине лучших представителей российского офицерского корпуса. В ряде случаев этих людей даже не вербовали, они добровольно, по собственной инициативе предлагали свои услуги советской разведке. Одним из них был бывший российский военный атташе в Великобритании генерал–майор Павел Павлович Дьяконов.

Полковник Генерального штаба Дьяконов в составе Русского экспедиционного корпуса во Франции три года воюет против немцев на Западном фронте. Боевые заслуги Павла Павловича отмечены семью русскими и пятью французскими орденами. За храбрость в битве на Марне он удостоен Офицерского креста ордена Почетного легиона, дающего право на получение французского гражданства. В начале 1917 года командир 2–го Особого полка Русского экспедиционного корпуса производится в генерал–майоры. В сентябре того же года уже Временным правительством командируется в Лондон на военно–дипломатическую должность. В 1920 году аппарат военного атташе в Великобритании ликвидируется, и Дьяконов переезжает на постоянное жительство в Париж.

Поначалу Павел Павлович разделяет взгляды белой эмиграции, хотя, в отличие от многих офицеров и генералов, оказавшихся за пределами отечества, участия в Гражданской войне он не принимал. Постепенно он разочаровывается в эмигрантском движении, особенно в деятельности РОВС. Метод тотального террора против соотечественников в СССР и работающих за рубежом вызывает у него активное неприятие, переходящее в потребность препятствовать ему всеми силами.

В марте 1924 года генерал Дьяконов в приемные часы явился в полпредство СССР в Париже, представился дежурному сотруднику, попросил дать ему листок бумаги и написал следующее заявление: