"Сатурн" почти не виден - Василий Ардаматский

В кабинете Мюллера в кресле перед столом в довольно свободной позе сидел мужчина лет пятидесяти в светло-сером, хорошо выутюженном костюме. Благообразная седина густых, зачесанных назад волос, тщательно выбритое лицо, холеные руки делали его похожим на актера, играющего роли положительных героев почтенного возраста. Он встретил Рудина внимательным взглядом больших темных глаз.

— Это господин Мигунец, наш новый сотрудник, — сказал Мюллер. — Будет работать параллельно с вами.

Рудин кивком приветствовал нового сослуживца, тот ответил ему величественным поклоном головы.

— Ваши права одинаковы, и вы равно подчиняетесь руководству, — продолжал Мюллер. — Я надеюсь, что вы будете действовать в хорошем контакте. А теперь, господин Крамер, я прошу вас ввести господина Мигунца в курс дела.

В комнате Рудина Мигунец взгромоздился на угол стола и, покачивая ногой, спросил, оглядывая комнату:

— У меня апартамент такой же? Более чем скромно. Типичная немецкая скупость. Ну так что же мне предстоит делать?

— Разве Мюллер вам не сказал?

— Только в общих чертах.

Рудин объяснил, в чем состоит работа.

— Самое трудное, — сказал он, — отыскать в сидящем перед вами человеке то рациональное зерно, которое позволяет надеяться, что он станет агентом и…

— Что происходит с теми, кто отказывается работать? — перебил Мигунец.

— Их возвращают в лагерь.

— Этим их и нужно стращать. Не хочешь работать — сгниешь в лагере. А жить хочет даже муха… — произнес Мигунец сочным баском.

Рудин промолчал.

— Вы не думайте, что я не имел дела с вербовкой агентуры, — сказал Мигунец. — В тридцать девятом году, когда Советы аннексировали Западную Украину, я был оставлен во Львове специально для того, чтобы создать там агентурную сеть. Я действовал в треугольнике Львов — Станислав — Дрогобыч. К началу этой войны я имел несколько десятков агентов — надежных помощников немецкой армии. Имею за это орден из рук рейхсминистра Розенберга. К чему это я рассказываю?.. — Мигунец сморщил лоб. — Ах, да! Так я вербовал их очень просто, всего два варианта подхода. Тем, кто шел на это охотно, я говорил: «Вы об этом не пожалеете, вы будете богатейшим человеком на украинской земле». А тем, кто брыкался, я говорил: «Вы пожалеете об этом. Бандера и его люди найдут вас под землей и за измену Украине заплатят вам свинцовой валютой». Хо-хо! Человек, который пять минут назад говорил «нет», говорил «да». Ведь каждый человек устроен очень просто, господин Крамер, не так ли?

Рудин неопределенно улыбнулся и спросил:

— Вы не хотите послушать, как я веду допрос?

— Отчего же, давайте.

Вызвали первого пленного. Это был солдат из старослужащих, почти сорокалетний, усталый, с клочковатой бородкой, с большими натруженными руками. «Наверно, из крестьян», — подумал Рудин. Но пленный заговорил вполне интеллигентно, и оказалось, что он агроном из сибирского совхоза.

Да, он дал согласие пойти на работу, но на такую, о которой идет речь здесь, он не пойдет. Во-первых, он с ней не справится, во-вторых, душа у него не лежит к таким делам.

— А какую же работу ты надеялся получить? — спросил Мигунец. — Вязать кружево или, может быть, петь в церковном хоре? Хо-хо!

Пленный молчал.

— А сгнить в лагере ты хочешь? К этому у тебя душа лежит? — наседал Мигунец.

— Чему быть, того не миновать, — спокойно ответил пленный.

— А босыми ногами на горячих углях ты еще не стоял? — заорал Мигунец, и лицо его стало багровым.

— Не приходилось, — тихо ответил пленный.

— А если придется, что ты запоешь?

— Чему быть, того не миновать, — повторил пленный.

Мигунец рванулся к нему, но Рудин успел нажать кнопку звонка, и в комнату вошел конвойный.

— Уведите, — приказал ему Рудин.

Пленного увели, но еще несколько минут Мигунец не мог успокоиться, ходил поперек комнаты и ругался.

— По зубам нужно было! — кричал он, размахивая кулаками. — Я этих кацапов когда вижу, меня всего трясет.

— Между прочим, я тоже кацап, — улыбнулся Рудин.

— Что? — Мигунец остановился, смотря на него. — Ах, да… Извините, конечно, но вы понимаете, что я говорю о красных кацапах. И вообще я считаю, что умнейшая программа фюрера о поголовном истреблении этой сволочи выполняется плохо. И на этих землях могли бы прекрасно жить и помогать Германии истинные украинцы.

— Вызовем еще одного? — предложил Рудин. Мигунец замахал руками.

— Нет, нет. Мне все ясно. Пойду действовать сам.

— Желаю успеха.

Вызывать следующего пленного Рудин не торопился. Он обдумывал: хорошо или плохо, что у него появился такой коллега по работе с пленными?

В конце дня, когда оказалось, что Рудин отобрал для отправления в агентурную школу всего двух человек, а Мигунец одиннадцать, Мюллер, конечно, заинтересовался, почему так неодинаков результат их работы. Вечером он вызвал к себе наугад трех из отобранных Мигунцом и обоих отобранных Рудиным. Он сам решил произвести проверку. Рудин волновался, хотя мысль о возможности такой проверки возникла у него еще утром. Оба отобранных Рудиным пленных были отъявленными бандитами и должны были понравиться Мюллеру. Но что, если ему понравятся все одиннадцать, которых отобрал Мигунец?

Легкий на помине, Мигунец без стука вошел в комнату. Он держался гораздо скромнее, чем утром, сел на стул перед столом Рудина и сказал:

— Не знаю, не знаю…

— О чем вы? — доброжелательно спросил Рудин, уже догадываясь, что дебют напарника не был успешным.

— Я отобрал сегодня одиннадцать человек, а Мюллер троих моих перепроверил и всех их забраковал. Он сказал, что он не желал бы оказаться во главе конторы, занимающейся возвращением русским их военнопленных. По его мнению, ни один из предложенных мной кандидатов не способен стать агентом. Что значит не способен? Важно, что я из него вышиб согласие, а затем пусть он попробует не работать. И вообще что это значит: способен, не способен? Им же не на сцене играть!

— Вы ошибаетесь, господин Мигунец, — спокойно и нравоучительно заговорил Рудин. — Агент должен быть актером самого высокого класса. Вот вы говорите, пусть попробует не работать. А он возьмет и не будет работать. Или будет морочить нам голову, делая вид, будто он работает. Он же там, а мы здесь.

— Но он же знает, что мы туда придем?

— Допустим, знает, не в этом дело. Но он уже сегодня должен хорошо работать, чтобы облегчить победу немецкой армии. А для этого мы, пока он здесь, должны тщательно выяснить, способен ли он хорошо работать там.

— И я должен с этим кацапским отребьем любезно беседовать и откапывать у них способности?