Маска чародея - Дарелл Швайцер

Наконец я освободился из ее объятий и лежал один, замерзший, промокший и обожженный с головы до ног.

Я молча сел, открыв глаза. Пепел и перья посыпались вниз. Я сидел совершенно голым на снегу, черным от трупиков обгоревших мертвых птиц.

Левое ухо болело сильнее всего. Я потрогал его — пальцы окрасились кровью. Она откусила мне часть уха.

И вновь первым делом я вспомнил о своей рукописи. Я принялся неловко шарить вокруг, роясь в обгоревших лохмотьях, оставшихся от моей одежды, отбрасывая птичьи трупики в сторону и, найдя сумку, вцепился в нее обеими руками.

Я долго сидел, дрожа, откашливаясь и отплевываясь от забивших мне нос и горло пепла и перьев. Прошло еще много времени, прежде чем я решился повернуться в ту сторону, где лежала Пожирательница Птиц — ее тело обгорело и невероятным образом съежилось. Протянув руку, я тронул ее за плечо, и кожа сползла, обнажив мерзкое красноватое месиво.

— С-секенр… — с присвистом прошипела она изменившимся до неузнаваемости голосом. Кожа на ее лице потрескалась, местами обнажив череп. — Я счастлива… что буду с тобой… мы ведь оба хотели этого, да?

— Я надеюсь, ты освободишься от страха, — ответил я.

Из ее провалившегося рта поднимался дым. В горле что-то захрипело и забулькало.

Она умерла и стала частью меня, присоединившись к обществу Ваштэма, Тально, Бальредона и Лекканут-На, и тогда я понял и вспомнил — она видела мир глазами миллионов птиц, и душа ее парила в небе; я вспомнил и времена до того, как ее поразила бацилла магии, когда ей было сорок три года, ее звали Джульна Тармина и она жила в Кадисфоне высоко в горах неподалеку от истоков Великой Реки. Муж ее умер, дети выросли и ушли из дома, и она начала заводить себе любовников из самых смазливых мальчиков. Я напомнил ей последнего из них. Того самого, которого захотел чародей. Но у чародея была привычка съедать своих любовников — и мужчин и женщин — после того, как он получал от них все, что хотел; так он поступил и на этот раз.

О том, что произошло потом, я уже слышал, но теперь я делил с ней эти воспоминания, переживая все заново.

Чародея звали Регнато Барат, и его воспоминания тоже стали моими, так как он жил в сознании Джульны. Регнато Барат довел насилие и каннибализм до уровня истинной магии и стал в ней признанным мастером — он был очень силен. Теперь же он атаковал меня бесконечной чередой подробных до малейших деталей воспоминаний о своих любовных похождениях.

Я призвал всех остальных помочь мне запереть его в той же ментальной темнице, где уже пребывала Кареда-Раза, чародейка увечий и боли. Ну и превосходная парочка получилась из них! Надолго замолчав, они продолжили свое существование где-то глубоко внутри меня, и я сморщился от брезгливости, словно меня пачкало их присутствие.

Тут отец решил воспользоваться моим голосом и заговорил вслух:

— Должен признать, проделано мастерски.

И снова я был изувечен, обожжен, с головы до ног вымазан собственной кровью и с трудом держался на ногах. Руки и ноги сплошь покрылись ожогами, большая часть волос была выдрана. Вдобавок я потерял и часть уха.

— Правда?

— Я же сказал, мастерски.

С трудом заставив себя встать на четвереньки, я пополз по снегу в поисках одежды, а потом вновь сел, пытаясь втиснуться в то, что осталось от моих штанов, единственного сапога и, тяжелой шубы. Ни малейших следов рубашки я так и не нашел. Одетый таким образом, с плотно зажатой под мышкой сумкой я вцепился в скалу, чтобы встать на ноги, и поплелся обратно во Дворец Чародеев.

Я позволил отцу вести меня. На время он завладел телом, но лишь для того, чтобы пройти по многочисленным залам и коридорам. Я бы вернулся в свою комнату в башне, чтобы забрать остатки своего багажа — вторую сумку с запасной одеждой, но он, не задерживаясь, направился прямо в просторный зал с магическими зеркалами.

Я получил право покинуть Школу Теней, но был настолько измотан, что попросту забыл, где находится выход. Отец прекратил контролировать тело, и я проходил одно зеркало за другим, отражаясь вновь и вновь. Впервые за долгое время я вспомнил о Тике, вечно дразнившей меня из-за моего внешнего вида, и мне стало интересно, что бы она теперь обо мне сказала. С удивившей даже меня самого отстраненностью я обнаружил, что у меня практически не осталось ресниц. Что ж, возможно, они снова отрастут — а может быть, и нет. Таков путь чародея — путь к шрамам, увечьям, к изуродованному, искалеченному телу, да и духу тоже.

Отец шел рядом со мной — в зеркалах — а с ним были Тально, Бальредон и все остальные. Фигура Лекканут-На, тащившейся за нами подобно грозовой туче, заполнила одно из зеркал целиком.

Там отразились и многие другие, которых я не знал в лицо, даже гнусный Регнато Барат, коренастый бледный мужчина с буйно вьющимися волосами и спутанной бородой. Он смотрел на меня из мрака, словно с другого конца длиннющего туннеля. Через несколько мгновений рядом с ним появилась и Кареда-Раза.

Я подошел к тому месту, где зеркала образовывали полукруг. Прямо передо мной, отразившись в них, застыли в ожидании все мои вторые «я», и на миг, где-то вдали у них за спиной возникло еще бесчисленное множество фигур чародеев и чародеек, воздевших руки, чтобы поприветствовать и попрощаться со своим собратом, сдавшим выпускной экзамен в Школе Теней.

— Иди сюда, Секенр, — позвал отец из-за стекла.

Я подошел к зеркалу, в котором отражался он один. Он отошел в сторону, исчезнув из поля зрения. Передо мной предстал очень знакомый кабинет в моем доме, старая отцовская мастерская с ее полками, забитыми книгами и бутылками, и кушеткой, на которой он умер, озаренная светом неподвижного пламени, бахромой повисшего в дверном проеме.

Высунув руку из зеркала, словно из-за угла, он ухватил меня за шубу.

— Больше медлить нельзя, — бросил он. — Мы должны закончить начатое.

Он рывком протащил меня сквозь зеркало.

Противостоять притяжению кушетки не было сил. Мое тело страстно делало лишь одного — завалиться на мягкую постель. Я замерз и умирал от голода — сплошная масса из ран, синяков и ожогов, едва ли способная держаться на ногах.

Но больше медлить было нельзя. Отец мог и не напоминать мне об этом. Мне было прекрасно известно, что вскоре каждый чародей в мире узнает о том, что я сделал и что намереваюсь сделать. Школа Теней разошлет сигнал тревоги — мысль об этом неизбежно посетит чародеев в их снах и видениях. Как только я приближусь к своей цели, остальные уверятся в том, о чем, без сомнения, подозревали — Ваштэм вернулся в Невидимую Ложу и во второй раз получил ее диплом. Промедлить сейчас — значит, потерять все.

Я осторожно положил сумку на кушетку и со вздохом отошел от нее.

Атаки начались сразу же. Дом дрожал и трещал, крича на множество разных голосов. Поднялся свистящий визгливый ветер, хлопавший ставнями, рыскавший по стене, а затем нашедший лазейку и ворвавшийся в дом подобно воздушному змею. Пыль и бумаги, поднявшись в воздух, закружились по кабинету. Две-три книги и подсвечник свалились с полок.