Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова

— Он все время так, — пожаловалась счастливая невеста Касатонову. — Мне нельзя волноваться, так будто нарочно.

— А ты чего волнуешься? — удивился Андрей. — Гребешь, и греби себе. Это мне думать, как дальше жить.

— Давай поговорим серьезно, — строго сказала она. — Нужно будет купить приличную квартиру, обустроить там детскую. Мебель новую завести, а не твой антиквариат бабушкин. Ну, мне колечко обручальное с брилликами.

— С чем, дорогая? Прости, не понял.

— Все ты понял. С камушками.

— А конгломерат не подойдет? — переспросил Андрей. — Или как Муму? Тоже собственный камушек заимела.

И вышел, громко хлопнув дверью. Марина разразилась слезами. Михаил подошел, присел на ручку кресла, успокаивающе похлопал ее по плечу.

— Ты, Мариш, как-то тормози вовремя, что ли, — сказал он, когда она немного успокоилась. — Потому что даже у меня скулы сводит, а ведь это не мне на тебе жениться. Тебе разве нужен сумасшедший муж?

* * *

— Позвольте выразить вам свое самое искреннее восхищение. Я немного разбираюсь в живописи и могу честно сказать, что это весьма талантливые и интересные работы. Еще не шедевры, но я не удивлюсь, если вы когда-нибудь создадите шедевр, — обратился к Татьяне высокий седой господин неопределенного возраста. От него веяло богатством и властью, как от иных веет ароматом духов. Он улыбался ей, и сердце нашей героини екнуло.

— Приятно слышать, — отвечала она, — но такие надежды всегда трудно оправдывать. Посему сделайте милость — не возлагайте на меня столь тяжкую ношу. Сойдемся на том, что эти работы вам понравились.

— Понравились, — поклонился господин. — Особенно портрет пожилой дамы в синем. Он особенно хорош. А вот скажите, что у нее во взгляде? Что вы хотели передать? Мне очень важно ваше собственное толкование.

— Проще простого. Это тоска по сильному и надежному, когда-то потерянному любимому. Горькое осознание; и мечта о тишине и покое.

— Она прекрасна, — прошептал господин. — Я бы хотел приобрести этот портрет. Цена значения не имеет.

— Простите, — виновато склонила голову Тото. — Он не продается. Цена значения не имеет.

— Очень жаль, — молвил господин. — А могу ли я заказать у вас копию?

— Возможно.

— В ее взгляде я увидел еще кое-что, — тихо сказал старик. — Позвольте цитату: «Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица и мнет ковыль». Неукротимый взгляд. — Он сделал паузу и внезапно произнес фразу, странную для людей, совершенно незнакомых: — Как бы я хотел подарить вам эту тишину.

— Спасибо, — искренне отвечала Тото.

Тут их обступили со всех сторон, и господин предпочел удалиться, раскланявшись на прощание:

— Мы еще встретимся, обещаю вам.

— Не сомневаюсь. Отчего-то совершенно не сомневаюсь, — кивнула Татьяна. — До скорого свидания.

Она проводила старика долгим и печальным взглядом, будто он уходил на войну.

Многочисленные гости полностью завладели ее вниманием в следующую минуту, и потому она не видела, как смотрит на нее еще один человек.

Майор, точнее со вчерашнего дня майор в отставке, а ныне сотрудник службы безопасности господина Бабченко, Николай Варчук, также находился среди гостей. Он одним из первых поздравил Татьяну с огромным и заслуженным успехом, после чего растворился в толпе, наблюдая за ней издали. Одноглазого, за которым приказал или, точнее, убедительно попросил следить Павел, в людной компании не обнаружилось. И все же, заметив, как беседует с Тото высокий, седой господин аристократического вида, словно сошедший с картины из фамильной картинной галереи какого-нибудь английского лорда, он оторопел, как если бы увидел привидение.

Недолгое время, пока длился разговор, Варчук потратил на то, чтобы прийти в себя. И когда старик двинулся к выходу, кивнув своим «годзиллам», Николай бросился следом за ними.

* * *

Машка не верила своим глазам.

Во-первых, Сергей при виде ее — наряженной в специально привезенное Татьяной платье и кружевную шаль ручной вязки — глазам своим явно не поверил, причем сразу по двум пунктам: и бывшая любовница оказалась весьма хороша собой; и Тото ее, оказывается, откуда-то знала. Подвела Колганова та невнимательность, с которой он слушал Машкины рассказы о ее знакомых, — и потому он до сих пор не признал в своем главном менеджере по связям с общественностью когдатошний персонаж долгих историй о непроданной коммунальной квартире и подруге-художнице.

Они пообщались неожиданно тепло; Колганов с удивлением узнал, что его добрая, глуповатая, суетливая, как клуша, Марья, оказывается, обладает недурным чувством юмора, великолепно разбирается в моде и живописи и тоже знакома со многими светскими персонажами. И то, что ей как родной радовалась известнейшая модистка страны, удивляло. Сергей помнил, сколько истрепанных нервов стоило ему успокоить Жанну, когда она не смогла записаться к Юлии Жемчуговой, — очередь стояла на несколько лет вперед. Говорил ей комплименты знаменитый музыкант; целовал в щечку Павел Бабченко — в этот момент Колганов решил, что ему все снится. А главное, конечно, что в ней души не чаяла сама виновница торжества. Золотой свет, окружавший Татьяну в глазах влюбленного Сергея, выгодно освещал и всех, кого она выделяла. Словом, первый раунд остался за Машкой, с радостью обнаружившей, что на выставку Серж прибыл один-одинешенек, без своей «курвы».

Во-вторых, они с Татьяной снова сидели в «Симпомпончике», как в старые добрые времена, никуда не торопясь. И впереди был еще целый длинный, интересный и счастливый вечер. Познавательный — как сказала бы Тото. И официантки радостно встретили их, всплеснув руками при виде шикарных подруг; и Маргоша выкатилась из-за своей стойки, чтобы сказать все, что она думает по поводу некоторых, исчезающих на целую вечность. И даже один из завсегдатаев, имени которого они не знали, но привыкли встречать его здесь по вечерам, осмелился подойти и выразить свою радость по поводу встречи. Словом, день удался.

— Господи, — сказала Машка, накидываясь на апельсиновый пирог со взбитыми сливками, — какая же я толстая! Вот сегодня последний день ем сладкое, а завтра сажусь на диету. Я за эти пару месяцев так наволновалась, что поправилась на шесть килограммов. Вообрази, в юбки не влезаю.

— Снова по ночам «оцень кусать хоцца»? — хихикнула подруга.

— Ты же меня знаешь. Поплачу, открою холодильник, вытащу все на стол, и жру. Просто проглот какой-то.

— А ты не волнуйся, — посоветовала Тото. — Ты же не море, чтобы волнами идти. Научись жить спокойно.

— А вот ты так умеешь?

— Нет, оказывается, не умею. И именно поэтому точно тебе говорю: волнения никому и никогда не помогли. А навредили отчаянно.

— Тото, а Тото… — жалобно поканючила Машка. — Выскажись, прошу тебя. А то мне все время кажется, что ты что-то в себе держишь. Как ходишь с ножом в спине. Нет, постой. Наверное, сначала я должна сказать — ну, что мне жаль и необходимо, чтобы ты меня простила, говорить не буду. Само собой разумеется, но все равно ничего не опишет. Я хочу, чтобы ты знала, что никого роднее тебя у меня нет и не было. Я тебе это сто раз говорила. А самых родных и близких действительно обижаешь сильнее всего. Прям какой-то бес попутал.