Дар сгоревшего бога - Джеймс Клеменс

— Опять прорвались? — спросил Аргент.

— Удерживаем, — сурово ответила Катрин, постаравшись, чтобы в голосе звучала сталь.

Аргент облегченно вздохнул, снова склонился над картой. Геррод, чье лицо было закрыто забралом, замешкался, глядя на Катрин.

Она кивнула, показывая, что все с ней в порядке.

Ложь… которая сейчас куда нужнее всем, чем правда.

В стороне, пряча руки в белоснежной муфте, застыла Лианнора, Длань Ольденбрука. Что она делает здесь, Катрин сообразила не сразу. Потом вспомнила, как Длани бросали камни, выбирая в совет представителя.

И выбрали сразу двоих.

Она окинула взглядом зал. Спросила у Лианноры:

— Где Делия?

На бледном лице той мелькнуло виноватое выражение. Потом Лианнора покачала головой, как бы говоря: «Не знаю». Умудрилась, видно, в суматохе затаиться в полевом зале, где казалось безопаснее всего, не заботясь о судьбе остальных Дланей, и Делии в том числе. Вот и чувствовала себя не в своей тарелке.

Катрин повернулась к ней спиной.

Аргент сказал:

— Если мы держимся, возможно, у нас есть надежда.

— Нам не выиграть. — Катрин произнесла это как можно тверже, чтобы никто не подумал, что в ней говорит отчаяние.

Тем не менее Аргент, бывалый воин, сразу ощетинился.

— Катрин права, — поддержал ее Геррод. — Пока держимся, но скоро наступит ночь. Солнце садится.

— И что? — Аргент принялся сверлить его глазом. — Садится, не садится — какая разница нам, запертым в башне?

— Вы забыли про Эйлан? — спросила Катрин. — До сих пор мы противостояли лишь духам ветра и урагану.

Аргент нахмурился.

— Эйлан же была осенена темной Милостью, против которой мы оказались бессильны, — продолжала она. — Духи страшны, но их можно взять мечом и алхимией. А что мы станем делать, если Ульф снова обратит против нас ледяную Милость?

Лицо Аргента стало озабоченным. В глазах блеснуло понимание. Этот упрямец все же не был глух к голосу разума. Главное — заставить выслушать…

— Но силы его могут иссякнуть, — предположил он. — Шутка ли — столько времени окружать ураганом Ташижан.

— Нет, — сказал Геррод и двинулся к окну.

Все потянулись следом.

Окно плотно закрывали ставни. Геррод указал на глазок, который был величиной не более ладони, но позволял видеть, что происходит снаружи.

Катрин выглянула первой. День и впрямь угасал. Мир скрывала пелена урагана, небеса быстро темнели. Солнце уходило. И среди снежных вихрей, заносивших сугробами турнирные поля за окном, вились и кружились без устали страшные тени.

По-прежнему несметное воинство…

— Его силы не иссякнут, — произнес Геррод. — Духи ветра — только начало. Лорд Ульф ждет ночи, того времени, когда его призрачное войско заставит нас сбиться в тесную кучу.

— Зачем? — отрываясь от глазка, хмуро спросил Аргент.

— Эйлан осеняла ледяная Милость, которая не может распространиться слишком широко. Иначе Ульф защитил бы ею духов. Полагаю, она подобна стреле — и лорду нужно метко прицелиться.

Катрин поняла, что он имеет в виду.

— Для этого нас всех необходимо согнать в одно место.

— И убить одним ударом, — процедил Филдс.

Геррод кивнул.

— Сюда проникнет лед, мы останемся без костров на нижнем этаже. Откроется путь для Мирры. Наверху — духи, внизу — демоны, лед — повсюду.

Староста невольно попятился. Пыл его обратился в пепел.

— Когда? — задал он самый важный вопрос.

Геррод вместо ответа повернулся к окну. За которым садилось солнце.

И сгущались сумерки.

— До рассвета не продержаться, — пробормотал Аргент.

Костер разгорелся, затрещал, искры взвились к самому потолку. В отблесках огня на дощатой двери стали видны каждая трещинка и каждый сучок, с такой четкостью, словно теней не существовало вовсе.

— Все на середину комнаты, — приказал Орквелл.

Лаурелла, Делия и Китт послушно встали у него за спиной.

— Стойте там, пока не разрешу сойти с места, — с этими словами старик направился к двери.

Остальные три костра тоже ярко запылали, и в комнате сделалось светло, как ясным летним днем.

Даже глазам стало больно, и Лаурелла уставилась в пол. Заметила, что никто из них троих не отбрасывает тени. Поскольку со всех сторон их омывает свет.

Ей вспомнились слова Орквелла: «Всякий огонь отбрасывает тень».

Мастер откинул дверной засов.

— Что вы делаете? — резко спросила Делия, подозрения которой так и не угасли.

— Впускаю ведьму. Теперь уж невежливо ей отказывать.

Старик с усилием отворил дверь. За порогом открылся темный коридор.

И сразу стало ясно, что это — не естественная тьма. Она не пропускала света костра, горевшего перед дверью, словно коридор был заполнен до потолка черной водой.

Орквелл отступил, сделав приглашающий жест.

— Входи, смотрительница Мирра, прошу. Твоим хаулам, конечно, придется остаться. Огонь их не пропустит.

— Чего ты хочешь, раб-аки? — спросил из тьмы недовольный голос. — От твоего огня в проходах нечем дышать.

— О да, он таков, мой райс-мор, живой огонь. — Старик обвел рукой комнату, указывая на костры. — Рожденный порошком лавантиума, кровью четырех аспектов, он притягивает их неудержимо, не так ли? Обычный огонь пугает жаром и светом, а мой манит, как трепещущее окровавленное сердце, которое вырвано из груди желанной добычи. Устоять они не могут. Готов поспорить, они даже не хотят повиноваться твоей воле. В конце концов уступят, разумеется, но для этого тебе придется изрядно потрудиться.

— Зачем ты влез? Такаминара никогда не вмешивается в чужие дела.

Он снова шагнул назад, слегка поклонился.

— Именно так. Поэтому не бойся, входи. Клянусь, здесь ты будешь в безопасности.

Делия рядом с Лауреллой тихо зашипела.

Тьма расступилась, из нее выскользнула на свет седовласая женщина, одетая в подпоясанную кушаком мантию. Ничуть не похожая на ведьму — скорее, на добрую бабушку, которая при случае может и строго отчитать. В комнату она вошла, опираясь на трость. И здесь, при ярком свете, Лаурелла разглядела, что она сделана не из дерева, а из кости какогото зверя и покрыта вырезанными литтикскими символами.

— Так чего же ты хочешь, раб-аки?

— Договориться, чтобы мне дали отсюда выйти. Ничего более. Позволь добраться до главной лестницы, и я погашу огонь. Слово раб-аки нерушимо, ты знаешь. Мы не можем преступить обет.