История шпионажа - Санш Де Грамон

Дело Хисса кажется решающим фактором в побеге Филда, хотя в то время Филд не понимал, что он, в сущности, делает выбор между американской и венгерской тюрьмой. Исчезновение Ноэла в Праге дало начало цепной реакции исчезновения остальных Филдов. Герман, его брат, как уже говорилось, отправился на его поиски и исчез между Прагой и Варшавой. Миссис Филд обратилась к американскому консулу в Праге. Она исчезла через несколько дней.

Весной 1950 года Филдов начала искать Эрика Глейзер Уоллош, ею руководили чувства долга и любви к этим людям. Она поехала в Берлин, где встретилась с одним из знакомых немецких коммунистов, который хорошо знал Филда. Этот человек жил в Восточном Берлине, и она отправилась туда с риском для себя, так как сама вышла из партии и была в черном списке. Как Эрика рассказывает, она вошла в здание коммунистической партии в Восточном Берлине, где ей сказали, что ее знакомый в Тюрингии. Ей позволили выйти из здания. «В мыслях я уже радовалась и благодарила Бога за то, что я смогла выйти оттуда». Она захотела пить и остановилась возле киоска, где продавали лимонад. «Я сделала всего глоток, когда услышала шаги позади себя. Я поняла, что это был конец. Я даже не обернулась. Кто-то положил руку мне на плечо и сказал: „Криминальная полиция. Не согласитесь ли Вы пройти со мной?“»

Преданность миссис Уоллош своим друзьям стоила ей пяти лет жизни. Восемь месяцев ее держали в берлинской тюрьме на Шуманштрассе, затем на четыре месяца перевели в контролировавшуюся русскими тюрьму Карлсхорст, до сентября 1952 года она была в тюрьме Хоэн Шенхаузен, затем ее вернули в Карлсхорст, а в декабре этого года перевели в тюрьму Лихтенберг в Восточной Германии, где ее судили по обвинению в шпионаже и приговорили к смертной казни. Для приведения меры наказания в исполнение миссис Уоллош отправили в Москву, где она полгода провела в ожидании расстрела. После смерти Сталина приговор заменили пятнадцатью годами заключения и отправили в лагерь в Воркуту. До декабря 1954 года Эрика работала на строительстве железных дорог, затем ее перевели в один из лагерей около Воркуты, потом отправили в тюрьму на Лубянке и снова вернули в Воркуту. В 1955 году ей сообщили, безо всякого предупреждения, что ее дело отправлено на пересмотр, а через несколько недель освободили. Она вернулась в Западную Германию в октябре 1955 года и отправилась к своему мужу в США. Уоллош ничего не знал о своей жене до тех пор, пока она не попала в воркутинский лагерь, в котором заключенным разрешалось писать письма родственникам.

Миссис Уоллош показала необычайную храбрость во время своего пятилетнего заключения. Она не признала участия в шпионаже, хотя это стоило ей нескольких месяцев одиночного заключения, она совершенно безрассудно признала себя виновной в «клевете против Советского Союза и пропаганде в пользу Соединенных Штатов Америки».

В течение двух лет миссис Уоллош противостояла богатому «репертуару» физических и умственных пыток, направленных на то, чтобы вынудить к ложному признанию. Возможно, освобождением она обязана именно своей силе духа.

В то время как миссис Уоллош терпела одиночное заключение, холод, угрозы, неопределенность, голод, злобу и изоляцию, что все вместе порождает отчаяние, Ноэл Филд находился в привилегированном положении в тюрьме Будапешта.

Филд выбрал для своего побега неудачное время. Отказ югославского лидера Тито от отношений с СССР повлек за собой репрессии в других социалистических странах. Ноэл знал некоторых из тех, кто пострадал в репрессиях в Венгрии, и коммунисты, понимавшие его ценность как потенциального свидетеля, похитили его в Праге.

Участие Филда в судах, проходивших в Будапеште, описано Юзефом Свиатло, дезертировавшим в 1953 году будучи заместителем руководителя польской службы безопасности. Свиатло заявил в своем выступлении перед сенатом, что Филд последовал обычной практике вынужденного свидетельства: «Арестованный человек соглашается дать такие показания, о которых ему говорит следователь. Если он откажется, он даже не появится в зале суда как свидетель. Тем не менее его показания будут предъявлены суду в письменном виде, хотя он их писать не будет».

«Например, я разговаривал с Филдом — Ноэлом Филдом — американским гражданином, арестованным в Будапеште. В ходе суда над Райком, известным коммунистическим лидером, было сказано, что Филд признал себя американским шпионом и заявил, что Райк был его агентом и информатором. На самом деле, как мне сказал лично Филд, он, во-первых, никогда не был агентом американского правительства, и, во-вторых, он узнал о том, что он американский шпион от следователя,‘который занимался его делом. Вот почему Филд не появлялся лично в зале суда — он бы не признал всего этого. Вот почему были представлены его показания в письменной форме».

Эндрю Мартон сказал в своем выступлении: «Филд сначала отказывался сотрудничать, но его сопротивление было сломлено. Позже он узнал, что один из свидетелей по делу Райка был приговорен к смертной казни на основании своих показаний, и хотел отказаться от показаний, но было уже поздно. Райк уже был расстрелян».

Готовность Филда быть «хорошим коммунистом» оказала влияние на его приговор. Кроме того, в репортажах о судах упоминалось его имя, что прояснило загадку почти годового отсутствия. В 1952 году Филд появился в Чехословакии на суде над Рудольфом Сланским.

В 1954 году Ноэл, Герта и Герман были освобождены по причине того, что «обвинения, предъявленные им, не были доказаны».

Филд и его жена не думали о компенсации, и Ноэл сделал заявление, которое было опубликовано в венгерской коммунистической газете «Сабаднеп». В нем говорилось: «Хотя я стал одной из жертв сфабрикованных обвинений и незаконных преследований, я остаюсь верным социализму. Я не жалею о своем решении остаться и работать в этой стране, где я так много страдал и где я получил такую щедрую компенсацию». Это заявление было опубликовано незадолго до начала венгерского восстания… Когда советские войска подавили восстание, устроив массовое побоище, Филд снова появился в печати. Впервые после своего побега он дал согласие на встречу с западным журналистом. Он сказал, что был уверен в том, что марионеточное правительство Яноша Кадара «спасло Венгрию от белого террора и действовало в интересах народа». Эти слова не застревали у него в горле. Он произносил их с ясностью, присущей только идеалистам и гуманистам.

Уильям X. Мартин и Бернон Ф. Митчелл представляют собой новое поколение перебежчиков. Филд был гражданским служащим, они были учеными. Филд увлекался марксизмом, а они были аполитичны (Митчелл в двух колледжах провалился на экзаменах по истории цивилизации). Филд бежал отчасти из-за того, что был вовлечен в дело о шпионаже (Алджер Хисс), а отчасти из-за того, что его примут как героя за железным занавесом. Мартин и Митчелл принимали решение о побеге безо всякого на них давления, и они практически ничего не знали об СССР. Дезертирство Филда стало политическим побегом, а их — побегом невротичным, который невозможно объяснить.

«Это может случиться и здесь» — говорили заголовки газет в августе 1960 года, когда двое математиков Агентства национальной безопасности оказались в Москве. Как получилось, что эти двое людей, имевшие американские корни и воспитание, которых «одобрили» для секретной правительственной работы, могли появиться в Москве и выступить на пресс-конференции, во время которой они в деталях рассказали о структуре и функциях настолько секретного Агентства, которое в своих буклетах говорит только то, что оно работает с «информацией»?