Михаил Булгаков. Загадки творчества - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
По свидетельству вдовы поэта Надежды Яковлевны Мандельштам, «тонкую шею О.М. приметил у Молотова — она торчала из воротничка, увенчанная маленькой головкой. „Как у кота“, — сказал О.М., показывая мне портрет». Не исключено, что именно поэтому ближайший помощник Воланда, Фагот-Коровьев, наделен тонкой шеей — ведь точно такую же роль играл Молотов при Сталине!
Кстати сказать, именно Молотов санкционировал в мае 1926 года предложение фактического руководителя ОГПУ Ягоды о закрытии журнала «Россия», где печаталась «Белая гвардия», высылке за границу ее редактора Лежнева и проведение обысков у наиболее видных сменовеховцев, включая Булгакова. Во время обыска, проведенного на квартире Булгакова в Обухове (Чистом) переулке, д. 9, кв. 4, были изъяты два экземпляра машинописи «Собачьего сердца», булгаковские дневники, анонимное «Послание евангелисту Демьяну Бедному», пародия на Есенина Веры Инбер, а также загадочная машинопись, названная «чтение мыслей» и не найденная до сих пор.
Бал Воланда имеет, по всей вероятности, еще один неожиданный источник, прямо связанный с деятельностью подчиненных и соратников Ягоды. Речь идет о так называемой «коммуне Бокия». Глеб Иванович Бокий был видным чекистом, благополучно расстрелянным в 1937 году. Некоторые его сотрудники подверглись репрессиям уже после гибели «батьки Бокия» и на следствии дали о нем прелюбопытнейшие показания. Например, некто Н.В.Клименков на допросе 29 сентября 1938 года сообщил: «…С 1921 года я работал в спецотделе НКВД (разумеется, тогда это была еще ВЧК — Б.С.). Отдел в то время возглавлял Бокий Глеб Иванович, который через некоторое время назначил меня нач. 2-го отделения спецотдела.
В это время уже существовала созданная Бокием так называемая „Дачная коммуна“, причем ее существование тщательно скрывалось от сотрудников отдела, и знали об этом только приближенные Бокия…
Последний в одно время сообщил мне, что им в Кучино создана „Дачная коммуна“, в которую входят отобранные им, Бокием, люди, и пригласил меня ехать на дачу вместе с ним. После этого я на даче в Кучино бывал очень часто, хотя „юридически“ и не являлся членом „коммуны“, так как не платил 10 процентов отчислений зарплаты в ее фонд, но вся антисоветская деятельность которой мне известна.
При первом моем посещении „Дачной коммуны“ мне объявили ее порядки, что накануне каждого выходного дня каждый член „коммуны“ выезжает на дачу и, приехав туда, обязан выполнять все установленные „батькой Бокием“ правила.
„Правила“ эти сводились к следующему: участники, прибыв под выходной день на дачу, пьянствовали весь выходной день и ночь под следующий рабочий день.
Эти пьяные оргии очень часто сопровождались драками, переходящими в общую свалку. Причинами этих драк, как правило, было то, что мужья замечали разврат своих жен с присутствующими здесь же мужчинами, выполняющими „правила батьки Бокия“.
„Правила“ в этом случае были таковы. На даче все время топилась баня. По указанию Бокия после изрядной выпивки партиями направлялись в баню, где открыто занимались групповым половым развратом.
Пьянки, как правило, сопровождались доходящими до дикости хулиганством и издевательством друг над другом: пьяным намазывали половые органы краской, горчицей. Спящих же в пьяном виде часто „хоронили“ живыми, однажды решили похоронить, кажется, Филиппова и чуть его не засыпали в яме живого. Все это делалось при поповском облачении, которое специально для „дачи“ было привезено из Соловков. Обычно двое-трое наряжались в это поповское платье, и начиналось „пьяное богослужение“…
На дачу съезжались участники „коммуны“ с женами. Вместе с этим приглашались и посторонние, в том числе и женщины из проституток Женщин спаивали допьяна, раздевали их и использовали по очереди, предоставляя преимущество Бокию, к которому помещали этих женщин несколько.
Подобный разврат приводил к тому, что на почве ревности мужей к своим женам на „Дачной коммуне“ было несколько самоубийств: Евстафьев — бывш. нач. технического отделен., бросился под поезд, также погиб Майоров, с женой которого сожительствовал Бокий, на этой же почве застрелился пом. нач. 5-го отделения Баринов…
Ежемесячно собирались членские взносы с каждого члена „коммуны“ в размере 10 процентов месячного оклада, что далеко не хватало для покрытия всех расходов. „Дефицит“ покрывался Бокием из получаемых отделом доходов от мастерских несгораемых шкафов, из сметы отдела на оперативные нужды. „Дефицит“ покрывался также и спиртом из химической лаборатории, выписываемым якобы для технических надобностей. Этот спирт на „Дачной коммуне“ оснащался ягодами и выпивался, т. е. на средства, украденные Бокием у государства…
К концу 1925 года число членов „Дачной коммуны“ увеличилось настолько, что она стала терять свой конспиративный характер. В самом отделе участились скандалы между членами „Дачной коммуны“ и секретарем отдела, выдающим заработную плату. Первые не хотели платить „членских взносов“, а секретарь отдела упрекал их в том, что они получают „все удовольствия“ на „даче“, а платить не хотят…»
Показания «халявщика» Клименкова полностью подтвердил полноправный член «коммуны» «доктор» Гоппиус: «Каждый член коммуны обязан за „трапезой“ обязательно выпить первые пять стопок водки, после чего члену коммуны предоставлялось право пить или не пить, по его усмотрению. Обязательным было также посещение общей бани мужчинами и женщинами. В этом принимали участие все члены коммуны, в том числе и две дочери Бокия. Это называлось в уставе коммуны — „культом приближения к природе“. Участники занимались и обработкой огорода. Обязательным было пребывание мужчин и женщин на территории дачи в голом и полуголом виде…»
Атмосфера чекистской «коммуны» очень напоминает атмосферу Великого бала у сатаны, в том числе и своей пародией на богослужение и христианские похороны, в результате которых один из участников едва не погиб. Конечно, Булгаков не мог быть знаком с показаниями арестованных в 1937–1938 годах членов «коммуны», однако, по признанию того же Клименкова, к середине 20-х годов творившееся на даче Бокия перестало быть тайной для окружающих. А ведь в Кучине жили или отдыхали многие представители литературно-театрального мира, например Андрей Белый. От них автор «Мастера и Маргариты» вполне мог узнать о нравах «коммуны». Появляющимся на балу у сатаны чекистам Ягоде и Буланову творящееся тут, можно сказать, не в диковинку. И законы этого бала, о которых говорит Коровьев-Фагот, совпадают с законами «коммуны» Бокия. Спиртом — только чистым, без всяких ягод — Воланд угощает Маргариту. Устраивают на балу и своего рода похороны Михаила Александровича Берлиоза и Майгеля, только покойники тут настоящие, а не сонные пьяницы, и мысль о самоубийстве посещает Маргариту, когда она сознает, что к прошлому возврата нет, а Воланд не торопится предложить ожидаемую награду. Гости Воланда столь же пьяны, а женщины столь же обнажены, как и на даче у Бокия. Правда, горчицей Бегемот мажет не половые органы незадачливых пьяниц, а их своеобразный заменитель — устрицу, которую тотчас съедает. А вот в ранней редакции, где шабаш в «нехорошей квартире» был куда откровеннее, одна из ведьм капала свечкой на половой член мальчика, с которым развлекалась. Чекисты, возможно, казались Булгакову современными аналогами нечистой силы. И действительно, оргии Бокия и его подчиненных даже превзошли то, что происходило на рожденном писательской фантазией Великом балу у сатаны.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!