Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ - Джаред М. Даймонд

Несмотря на общий хохот, я чувствовал скрытое напряжение. Ахмад был яванцем, Пинь Ва — китайцем, Вивор происходил родом из новогвинейских гор, Сауакари — из прибрежных низин севера. Яванцы, преобладающее большинство в официальных органах Индонезии, представляли страну, которая аннексировала западную Новую Гвинею в 60-х г. XX в. и подавляла местное сопротивление с помощью бомб и автоматов. Позже, когда Ахмад решил остаться в городе и отпустить меня в лесную экспедицию втроем с Вивором и Сауакари, он объяснил это жестом: показал на свои прямые жесткие волосы, так отличавшие его от аборигенов, и добавил, что новогвинейцы убьют любого с такими волосами, если тот явится к ним без военного подкрепления.

Почему Пинь Ва убрал подальше свою газету? Потому что в Индонезии, включая новогвинейские провинции, ввоз печатной продукции на китайском языке официально запрещен, хотя бо§льшая часть торговли страны держится именно на китайских иммигрантах. Подспудный взаимный страх между экономиче­ски доминирующими китайцами и политически доминирующими яванцами выплеснулся наружу во время переворота 1966 г.: яванцы тогда устроили кровавую расправу над сотнями тысяч китайцев. Вивора и Сауакари, как и всех остальных новогвинейцев, объединяло неприятие индонезийской диктатуры, но разделяло взаимное презрение между их собственными этническими группами. Горцы считают обитателей прибрежных районов бездельниками-сагоедами, последние же уничижительно отзываются о первых как о тупых «большеголовых» — кличка, которая относится одновременно к их огромным шапкам курчавых волос и к их высокомерию. Когда позже мы разбили в лесу дальний лагерь, не прошло и пары дней, как Вивор с Сауакари чуть не накинулись друг на друга с топорами.

Трения, существующие между этническим группами Ахмада, Вивора, Сауакари и Пинь Ва, — один из главных факторов внутренней политики Индонезии, страны, занимающей четвертое место в мире по количеству населения. Эти современные конфликты уходят корнями в прошлое, отстоящее от нас на тысячи лет. Когда мы думаем о крупных трансокеанских миграциях народов, мы обычно представляем себе то, что происходило на Американских континентах после плавания Колумба, — зафиксированный в письменной истории демографический переворот, связанный с европейской колонизацией и вытеснением неевропейцев с их исконных территорий. Однако крупные заморские миграции происходили и в доисторические времена, задолго до Колумба, и были связаны с вытеснением одних неевропейских народов другими. Вивор, Ахмад и Сауакари как раз представляют три доисторических волны мигрантов из материковой Азии, расселившихся на островах Тихого океана. Обитатели высокогорья Новой Гвинеи, люди Вивора, скорее всего, являются потомками ранней волны колонистов, перебравшихся на Новую Гвинею из Азии около 40 ты­сяч лет назад. Предки Ахмада изначально обитали на южнокитайском побережье и прибыли на Яву около 4 тысяч лет назад, окончательно вытеснив с нее народы, состоявшие в родстве с народом Вивора. Предки Сауакари оказались на Новой Гвинее около 3,6 тысяч лет назад, в составе той же волны, стартовавшей с южнокитайского побережья, а предки Пинь Ва обитают в Китае и по сей день.

Популяционная миграция, которая привела предков Ахмада на Яву, а предков Сауакари на Новую Гвинею, так называемая австронезийская экспансия, входит в число крупнейших переселений народов за последние шесть тысяч лет. Одно из ее ответвлений представляли полинезийцы, которые заселили самые дальние острова Тихого океана и были самыми превосходными мореплавателями из всех неолитических народов. Совокупный же ареал австронезийских народов сегодня охватывает половину поверхности планеты, от Мадагаскара до острова Пасхи. В этой книге, повествующей о миграциях человеческих популяций с конца последнего ледникового периода, австронезийская экспансия занимает центральное место как одно из наиболее важных явлений в истории, требующих нашего объяснения. Почему австронезийцы, будучи материковыми китайцами по происхождению, колонизировали Яву и остальные территории Индонезии и поглотили их первоначальное население, а не коренные индонезийцы колонизировали Китай и поглотили китайцев? Почему, заняв всю Индонезию, на Новой Гвинее австронезийцы смогли занять лишь узкую полоску побережья и никак не потеснили жителей высокогорья? Каким образом потомки китайских эмигрантов превратились в полинезийцев?

В наши дни население Явы, большинства других островов Индонезии (кроме самых восточных) и Филиппин довольно однородно. Внешне и генетически все эти островитяне близки к южным китайцам и еще ближе к обитателям Юго-Восточной Азии, особенно Малайского полуострова. Не менее однородны эти острова и с лингвистической точки зрения: все 374 языка, на которых говорят на Филиппинах и в Западной и Центральной Индонезии, находятся в близком родстве и принадлежат к одной подсемье австронезийской языковой семьи — западной малайско-полинезийской. Австронезийские языки прижились в материковой Азии на Малайском полуострове и ближайших к Суматре и Борнео мелких участках вьетнамской и камбоджийской территории, однако нигде больше на материке не встречаются (карта 17.1). Несколько австронезийских заимствований есть в английском языке, в частности «taboo» (табу) и «tattoo» (татуировка) из полинезийских языков, «boon­docks» (дебри, глушь) из распространенного на Филиппинах тагальского, а также «amok» (амок), «batik» (батик) и «orangutan» (орангутанг) из малайского.

Это генетическое и лингвистическое единообразие Индонезии и Филиппин поначалу удивляет не меньше, чем лингви­стическое единообразие, господствующее в Китае. Знаменитые ископаемые останки Homo erectus, найденные на Яве, доказывают, что, по крайней мере, в западной Индонезии люди обитают уже миллион лет. За это время они давно должны были достигнуть колоссального генетического и языкового разнообразия и обзавестись такой адаптивной чертой многих тропических народов, как темная кожа — гораздо темнее, чем кожа современных индонезийцев и филиппинцев.

Также удивительно, что индонезийцы и филиппинцы похожи на обитателей тропической Юго-Восточной Азии и Южного Китая не только светлой кожей и генетикой. Как убеждает нас карта, единственный маршрут, которым люди могли до­браться до Новой Гвинеи и Австралии 40 тысяч лет назад, должен был пролегать через Индонезию. Соответственно непо­священный мог бы сделать вывод, что современные индонезийцы должны быть похожи на современных новогвинейцев и австралийцев. Но на самом деле в границах филиппино-западноиндонезийского региона существует лишь горстка популяций, похожих на новогвинейцев, — популяции негритосов в горных районах Филиппин. Вместе с тремя реликтовыми популяциями новогвинейского типа, упомянутыми мной в разговоре о тропической Юго-Восточной Азии (глава 16), филиппинские негритосы могут быть единственными потомками древних народов, от которых ответвился народ Вивора перед заселением Новой Гвинеи. При этом говорят филиппинские негритосы на австронезийских языках, схожих с языками своих соседей по архипелагу, — откуда следует, что свой оригинальный язык они утратили (так же, как малайские негритосы-семанги и африканские пигмеи).

Все эти факты безоговорочно указывают на факт недавней экспансии носителей австронезийских языков (либо из тропической Юго-Восточной Азии, либо из Южного Китая), которые распространились по Филиппинам и Индонезии, вытеснили всех предшествующих обитателей этих островов, кроме филиппинских негритосов, и вытеснили все предшествующие коренные языки. Это событие, очевидно, произошло не настолько давно, чтобы у колонистов успели появиться темная кожа, множество языковых семей, а также внутреннее разнообразие и коллективные отличительные черты на генетическом уровне. Их языки, конечно же, более многочисленны, чем восемь китайских языков, преобладающих в Китае, однако разнообразие этих языков почти так же невелико. Изобилие похожих языков на Филиппинах и в Индонезии всего лишь отражает тот факт, что эти острова не были подвергнуты той же политической и культурной консолидации, которую пережил Китай.