Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт

и забралась на небольшую дюну.

– Пошли! – схватив меня за руку, звонким голосом приказала она.

Дикий гусь тяжело взлетел к берегам Нила. Его резкий пронзительный гогот слышался, пока не заглох вдали.

Я шел за девочкой через болота и поля, не задавая вопросов и понимая, что в ответ получу лишь молчание или недомолвки – ничего, что дало бы мне хоть какое-то объяснение. Я соглашался двигаться в полнейшей тайне; более того, я ей вверялся. Часто удобнее не понимать, чем понимать; так можно вновь обрести детскую наивность, доверительную близость к загадкам.

Наш путь был долгим и привел нас к полуострову, образованному излучиной реки. На нем расположился храм Исиды. Хотя доступ туда был запрещен всем, кроме жрецов, сторожа позволили нам переступить порог. Эта сцена показалась мне одновременно естественной и ненормальной; странная, она источала аромат очевидности.

Мы проникли в пышное пространство храма, врата которого обрамляли диоритовые коршуны, эти царственные хищники, а над узкими оконцами то тут, то там возвышались расписные коровьи рога.

– Мама! – позвала девочка. Какая-то женщина высунула голову наружу. – Мама, я привела его, – радостно крикнула девочка.

Женщина, улыбаясь, подошла ко мне:

– Невероятно, Ноам, ты не изменился.

Неспособный узнать ее, я пробормотал:

– Ты меня знаешь?..

– Мы с тобой уже разговаривали.

– Когда?

– Дважды. Один раз на рассвете, а второй – ночью. Ты что, не помнишь?

Я в смущении опустил голову:

– Нет.

Она не упрекнула меня за забывчивость и указала на девчушку:

– Что скажешь о моей дочери?

Я перевел взгляд с одной на другую и начал прозревать часть тайны. Она догадалась, о чем я думаю, и кивнула:

– Да, это я была между лапами Сфинкса. И я же – возле Древа Жизни. Вот ведь путешествие! До сих пор помню, как страдала морской болезнью, когда плыла в Дильмун…

Все развивалось так стремительно, что я оцепенел. Женщина и девочка добродушно смотрели на меня. Выйдя из ступора, я спросил:

– Для чего вы привели меня сюда?

Они переглянулись. Опустив веки, мать позволила малышке проинформировать меня. Девчушка поместилась передо мной, руки в боки.

– Мы привели тебя сюда, чтобы ты мог повидать верховную жрицу богини Исиды.

Ее слова ничего для меня не прояснили. Какая у меня могла быть необходимость нанести визит верховной жрице? Впрочем, а ей-то какой интерес?

В этот момент за моей спиной раздался голос:

– Ну наконец-то, Ноам, вот и ты!

Я резко развернулся.

Нура… Нура раскрывала мне свои объятия…

Не раздумывая, я бросился к ней и принялся страстно ее целовать.

В храме тотчас поднялся ропот. Прибежали трясущиеся от волнения жрицы. Их шокировал наш поцелуй? Сейчас нас забросают камнями? Какая разница! Я чувствовал себя свободным, пьяным от счастья и неприкосновенным.

Жрицы толпой окружили нас. И вдруг разнеслась давно ожидаемая весть:

– Фараон умер!

Хлынули потоки слез, поскольку в Египте ни одно событие не могло сравниться со смертью фараона.

– Горе! Горе! Горе!

Нура попыталась прервать наш поцелуй, но я ей помешал. Мне было безразлично, что происходит вокруг, я только хотел, чтобы она принадлежала мне одному. Она в шутку запротестовала, потом осторожно высвободилась из моих объятий и потащила меня вон из круга.

– Успеем, Ноам.

– Я так счастлив.

– Я тоже. Но прежде предоставь верховной жрице Исиды немного свободы. Все духовенство должно позаботиться о фараоне.

Нура ни на мгновение не покидала меня. Сделавшись верховной жрицей Исиды, она непрестанно следила за моими передвижениями с помощью своей сети лазутчиц. В критические моменты, предвидя, что я могу заблудиться, Нура посылала чудесную девочку – мать, а затем дочь, – чтобы помочь мне избежать ошибок. Именно она содействовала моему счастью с Мерет, спасла ее от смерти, вызволив из узилища, и поддержала мою любовь к Моисею.

Дни и ночи мы рассказывали друг другу о минувших годах – не о потерянных годах, а о годах разлуки. Стоило мне оказаться подле Нуры, и жизнь снова становилась искристой, плотной и красочной. Мы сладострастно любили друг друга в окружавших святилище зарослях, в шутку спорили и наслаждались не только нашими неспешными и спокойными любовными схватками, но и разговорами.

Только одно оставалось для нас спорным: Дерек. Нура скептически отнеслась к моей операции по его спасению. Когда я, изо всех сил стараясь доказать Нуре, что избавил своего сводного брата от его яда, со всеми подробностями описал ей его метаморфозу, она подняла глаза к небу. Исчерпав все доводы, я предъявил ей то, что привез из своих странствий, – папирус с текстами, которые переписал по-египетски. В Стране Кротких вод многие рассказы упоминали о мудреце, живущем в уединении на каком-то острове Дильмун, единственном человеке, спасшемся после Потопа и по этой причине получившем божественный дар бессмертия: совершенно очевидно, что речь шла о Дереке! Его называли то Атрахасис[88], то Утнапиштим[89]; кстати, речь всегда идет о выжившем, имеющем бесконечную жизнь. Я был твердо уверен: шумерские и аккадские писатели встречались с Дереком. В «Эпосе о Гильгамеше» они описывают человека, не молодого и не старого, над которым не властно время. Исполненный доброты и благожелательности, этот наиважнейший свидетель повествовал своим посетителям об испытаниях, которые ему довелось выдержать, о гневе богов, о судне и о путешествии. За это бог-холерик Энлиль даровал ему бессмертие. «Доселе Утнапиштим был человеком. Отныне Утнапиштим нам, богам, подобен, Пусть живет Утнапиштим при устье рек, в отдаленье!» Тем, кто из зависти советовал ему заставить богов повторить это чудо для них, Утнапиштим с улыбкой возражал, что чудо, которое повторяется, уже не чудо. Безропотно и смиренно он убеждал, что не надо ничего говорить, ничего оспаривать, только соглашаться, и советовал каждому не желать бессмертия, отказаться от этой страшной надежды и ценить присущую ему недолговечность.

Я размахивал перед ней этими текстами как доказательством того, что Дерек переменился.

– Не будем больше опасаться его, – сказала Нура. – Он удалился на этот остров, в свою гавань спасения.

Ничего не доказывая и не опровергая, во время моей защитительной речи она помрачнела; поняв, что мне ее не переубедить, я решил сменить тему. Мумифицирование фараона скоро будет завершено, приближались похороны.

– Ноам, мы посетим его гробницу. Я подкупила стража, он проведет нас.

Когда она говорила об этом, ее лицо всякий раз озарялось. Я размышлял, ради чего, поскольку самому мне вовсе не хотелось спускаться под тонны кирпича и камней. Однако, видя, как она сияет, я все же согласился.

– Прекрасно! Свяжусь со своим сообщником.

Прошла неделя, потом наступило утро, когда она подошла ко мне, торжественная, как дитя.

– Ну вот, сегодня.