Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше

привязывает, и избавляет нас от водоворота земных несчастий»[2783].

Надежда подает человеку доверие[2784] и уверенность[2785], которые необходимы для того, чтобы правильно вести духовную борьбу.

К тому же именно она позволяет избегать сомнений[2786] и болезненного «двоедушия»[2787], поэтому преподобный Марк Подвижник называет ее «простой надеждой» или «однословной»[2788].

Но лечебные свойства надежды этим не исчерпываются. Святитель Григорий Назианзин говорит, что «надежда — это лекарство в болезни»[2789]. Это верно в отношении телесных болезней[2790], а также и болезней духовных.

В первую очередь, надежда — это лекарство именно от страстей, ей противоположных. Она, по словам преподобного Иоанна Лествичника, «противоядие от отчаяния»[2791], в частности, от того, которое испытывает человек перед лицом своей болезни и греховности: «Он в отчаянии, которое проистекает от множества грехов, от отягченной совести и от невыносимой печали, когда душа покрыта множеством ран и под этим гнетом погружается в бездну отчаяния… [Это отчаяние] может быть исцелено… верной надеждой»[2792].

A fortiori[2793] надежда излечивает человека от печали[2794], крайней формой которой, как мы видели, является отчаяние. Так, в одной из апофтегм рассказывается о некоем подвижнике, который, «видя себя побежденным печалью, подобно опытному врачу, дал себе надежду и сказал: «Я доверяю милосердию Божию и знаю, что Он несомненно помилует меня»»[2795]. Она исцеляет также от уныния[2796], близкого к этим двум последним страстям. «Монах, полный надежды, — разрушитель уныния, которое он отражает, вооружившись этим мечом», — замечет преподобный Иоанн Лествичник[2797]. Равным образом надежда помогает избавиться от тревоги[2798].

Эта добродетель также играет основополагающую роль в исцелении всех остальных духовных недугов. Преподобный Марк Подвижник подчеркивает, что она помогает отбрасывать от сердца страстные помыслы и желания[2799]. Надежда вообще побуждает человека к тому, чтобы очиститься от зла, чтобы достичь чаемых благ, чтобы быть достойным соединиться с Тем, на Кого он надеется. Всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист, — пишет апостол Иоанн (1 Ин. 3, 3). Надежда — одно из важнейших условий духовного исцеления человека, потому что именно благодаря ей он обращается к Небесному Врачу[2800] и неотступно следует слову Того, чьи «обетования исцеляют язвы наших грехов»[2801]. Вот почему авва Евагрий может говорить даже о том, что надежда и упорство «порождают бесстрастие»[2802].

Надежда обладает не только исцеляющими свойствами, но и профилактическими. Она, как говорит апостол Павел[2803], есть шлем, покрывающий и защищающий голову духовного человека[2804]. Она хранит его от грехов, по словам Псалмопевца: И не погрешат все уповающие на Него (Пс. 33, 23). Она защищает его от бесовских нападений[2805]. «Когда враги унижают его пред Богом, — отмечает преподобный Петр Дамаскин, — он поднимается с помощью надежды, чтобы более не падать, поддавшись искушению, и никогда не отчаиваться под действием страха»[2806]. И в целом «она закрывает вход в сердце всем порокам»[2807].

Надежда является одним из условий исцеления от страстей и хранит человека от того, чтобы вновь впадать в них. Вместе с тем она — один из источников стяжания добродетелей[2808].

Особенно стоит подчеркнуть прямую связь между надеждой и самой высокой из добродетелей; которая содержит в себе все остальные, — любовью. Если, как мы видим, надежда проистекает из любви к ближнему, то любовь является источником надежды. Преподобный Симеон Новый Богослов учит, что только приобретя надежду можно обладать «полностью любовью к Богу. Ибо невозможно любому человеку стяжать совершенную любовь к Богу иначе, чем через искреннюю веру и твердую и непоколебимую надежду»[2809]. Преподобный Иоанн Лествичник пишет в том же ключе: «Ослабление надежды — это исчезновение любви»[2810]. И наоборот, «любви подает силу именно надежда»[2811].

Блаженный Диадох Фотикийский определяет надежду как «исполненное любви перенесение ума к тому, на что надеешься»[2812]. И в самом деле, когда у человека есть надежда, он определенным образом уже достигает той цели, к которой она его возносит, в ней он получает в некоторой мере и заранее блага, к которым ведет надежда. Вот почему преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Надежда — это сокровище, состоящее из сокровищ, которых еще никто не видел»[2813]. И еще: «Надежда — это сокровище, которым уже обладаешь прежде всякого другого сокровища»[2814]. И поэтому к надежде примыкает духовная радость[2815], предвкушение ожидаемого блаженства.

ГЛАВА 4 ПРОЦЕСС ИСЦЕЛЕНИЯ:

ВНУТРЕННЕЕ ОБРАЩЕНИЕ

Нужно осознавать; что добродетель не должна приобретаться человеком как некая новая реальность; посторонняя, внешняя по отношению к нему. Преподобный Максим Исповедник обращает внимание, что речь идет не о том, чтобы «прибавлять добродетели извне и случайным образом»[2816], а преподобный Иоанн Дамаскин — что вопрос не в том, чтобы «приобрести добродетель, приходящую извне»[2817]. Преподобный Антоний Великий утверждает то же самое: «Она не далеко от нас и не образуется вне нас; ее делание — в нас… Добродетель имеет потребность только в нашей воле, потому что добродетель в нас и из нас образуется»[2818].

Добродетели действительно, как мы видели, присущи самой природе человека: Бог дал их ему с самого начала, творя его по Своему подобию. Это состояние, которое человек утратил после грехопадения, было восстановлено Христом, и всякий принимающий Крещение обретает его вновь. Если, однако, он вновь уступает греху и отдает себя во власть страстей, то добродетели не перестают быть свойственными его исконной природе, а страсти, приходящие извне, остаются для него посторонними[2819], наслаиваются на него, ослепляют и парализуют. Для добродетельной природы они — как ржавчина для железа, замечают преподобный Максим Исповедник[2820] и преподобный Иоанн Дамаскин[2821]. А если заимствовать сравнение у святителя Григория Нисского, то это — грязная одежда, покрывающая человека, упавшего в трясину греха, которая скрывает, но не разрушает его естественную красоту[2822].

Использование понятий здоровья и болезни позволяет еще лучше понять это, потому что, как мы видели, добродетели — это здоровье души, а страсти — недуги. Однако нужно уважать порядок вещей: для души, как и для тела, именно здоровье является изначальной, нормальной составной частью природы, тогда как болезнь приходит после, внедряется как посторонний элемент, нарушающий порядок. Это подчеркивается у аввы Евагрия: «Если смерть вторична по отношению к жизни, а