Сэр Гибби - Джордж Макдональд

То, что Гибби до сих пор не встретился с Джиневрой, было делом рук именно миссис Склейтер. Нимало не стесняясь ни могучего гренадёра в юбке, ни её воркующих подопечных, сам Гибби отправился бы в пансион мисс Кимбл уже на следующий день после их первой встречи. Хотя бы в этом, думал он, неожиданное богатство даёт ему какие–то преимущества: потеряв тех, кого он любил больше всего на свете, он всё же сможет видеться с мисс Гэлбрайт. Но миссис Склейтер (опять же, с самыми благими намерениями) притворилась, что не понимает, куда ему хочется пойти и кого повидать, пустив в ход и некоторые другие средства, чтобы удержать его при себе до тех пор, пока она не научится немного лучше его понимать. После этого Гибби несколько раз видел Джиневру в церкви, но у него не было никакой возможности с ней поговорить, ибо сразу по окончании проповеди шотландская церковная община мгновенно разбивается на мелкие кучки и бесследно растворяется в толпе (ну, по крайней мере, так обстояли дела во времена Гибби), как небезызвестные «капли принца Руперта», внутри которых взаимно несовместимые составляющие удерживаются вместе лишь тоненьким, но тягучим и прочным верхним слоем: стоит лишь отбить маленький кончик, как они со страшной силой вырываются на свободу. Добродетельная миссис Склейтер обычно оставалась на своей скамье до самого конца, а Гибби сидел вместе с ней, так что ему лишь однажды удалось краем глаза заметить удалявшуюся стайку девочек. Он уже готов был сорваться с места, но миссис Склейтер, угадав его намерение, задержала его, попросив помочь ей подняться и выйти из церкви. Она всегда опиралась на руку Гибби, когда хотела удержать его рядом с собой, притворяясь при этом уставшей или делая вид, что подвернула ногу. Ещё один раз Гибби удалось увидеть, куда именно девочки повернули с Даурстрит, но больше он ничего не смог узнать, а с приходом зимней стужи, когда снег неделями лежал на улицах глубокими сугробами, возможностей для встречи почти не было. В тот самый раз, когда мальчикам не удалось найти чердак миссис Кроул, они пустились было на поиски пансиона мисс Кимбл, но тоже безуспешно. И хотя всякий раз, отправляясь на прогулку, они старались пройти неподалёку от того места, где, как им казалось, должен был располагаться этот пансион, пока они не видели ни одного здания, хоть сколько–нибудь соответствующего их представлениям о подобных заведениях.

Мистер Гэлбрайт не посвятил мисс Кимбл в подробности того, почему он решил так поспешно передоверить дочь её заботам. Для этого он был слишком скрытен, слишком горд и слишком обижен. Поэтому, получив приглашение от миссис Склейтер, мисс Кимбл не видела никаких оснований не включить мисс Гэлбрайт в число тех девочек, которые должны были пойти в гости вместе с ней. К тому же, ей и самой хотелось вновь повидать сэра Гилберта: она надеялась окончательно исправить то дурное впечатление, которое, должно быть, произвела на него, с таким рвением исполняя свой долг во время их первой встречи.

В один прекрасный день за обедом миссис Склейтер сообщила Гибби, что к чаю к ним в гости придут несколько дам, так что ужинать они сядут немного позднее, чем обычно. Она велела ему переодеться в лучший костюм. Когда Гибби послушно выполнил её указание, она осмотрела его с ног до головы, ловкими пальцами поправила ему галстук, ласковыми прикосновениями прекрасных рук пригладила ему вихры и усадила подле себя в гостиной. Когда вошла Джиневра и они с Гибби пожали друг другу руки, та вспыхнула прелестнейшим румянцем смущения, а он так и засветился от радостного удивления. Однако не успели хозяйка и её гостьи усесться поудобнее, как миссис Склейтер обнаружила, что Гибби, который в отсутствие мистера Склейтера был среди них единственным джентльменом, исчез. Немного времени спустя пришёл мистер Склейтер, в гостиную подали чай, и миссис Склейтер послала Джейн, чтобы та позвала сэра Гилберта. Однако та вернулась и сообщила, что сэра Гилберта нет дома. Сердце миссис Склейтер упало, лицо её приняло огорчённое и недовольное выражение: её затея провалилась! Он ушёл и ушёл неизвестно куда! Может, к дочке булочника, а может, к этой жуткой миссис Кроул!

Однако всё было совсем не так. Учтиво поздоровавшись с дамами, Гибби выскочил из комнаты и помчался к Доналу: не в его правилах было радоваться одному, когда можно было разделить радость с другом.

Новость о том, что сейчас, в эту минуту Джиневра сидит в гостиной миссис Склейтер и ожидает его прихода (ибо в своём волнении Донал именно так истолковал радостное нетерпение и спешку Гибби), подняла в груди Донала такую бурю, что несколько минут он не мог придти в себя. Сердце его гулко ухало, как лошадиные копыта по мостовой. Он и не подумал спросить у Гибби, приглашала его миссис Склейтер или нет, и не вспомнил о том, что добрая половина его уроков на завтра ещё оставалась невыученной. Перед тем, как Гибби, ворвавшись, сообщил ему счастливую новость, он был по уши погружён в решение математической задачи. Сейчас же все законы вселенной показались ему ничтожными и не стоящими даже минутного размышления. Он начал шагать по комнате взад и вперёд, казалось, ничего вокруг себя не замечая. Наконец Гибби потряс его за плечи и двумя энергичными жестами показал, что ему следует надеть воскресный костюм. Тогда на Донала впервые в жизни навалилась застенчивость, окутав его плотной пеленой с головы до пят. Одно дело принимать дам у себя на лугу, и совсем другое — оказаться в их обществе посреди великолепно убранной гостиной; ведь до того, как Донал попал в дом миссис Склейтер, он никогда не видел ничего подобного даже в стране эльфов или в сказках тысячи и одной ночи. Он знал, как вести себя на ферме, но светская беседа была ему в новинку. Конечно, затейливо вырезанные спинки стульев и кресел намного уступали зелёному склону, усыпанному маргаритками, но когда миссис Склейтер впервые предложила ему присесть, Доналу едва хватило присутствия духа, чтобы повиноваться.

Предстоящий вечер вдруг показался ему пугающим и ужасным. Но он готов был на многое ради того, чтобы снова узреть свою милую юную даму! Он напомнил себе, что сейчас он предстанет перед ней в обличье уже не пастуха, но студента и что подобные мысли недостойны человека, желающего шагать вровень со своими сверстниками. Он кинулся приводить себя в порядок, несколько раз тщательно умылся, надел свою лучшую рубашку — грубого полотна, но свежую и сладко пахнущую вольным ветром Глашгара, — жёлто–коричневые бумазейные штаны в чёрную полоску, жилет оливкового цвета, тёмно–синий сюртук с фалдами и пару до блеска начищенных праздничных башмаков, подбитых не огромными железными набивками, а аккуратными мелкими гвоздиками. Потом он нахлобучил на голову высокую бобровую шапку, которую невозможно было пригладить никакой щёткой, засунул в карман жёлто–красный шёлковый платок и объявил, что готов.

Если бы Гибби в своём прежнем меховом одеянии вдруг оказался в гостиной у миссис Склейтер, он, наверное, выглядел бы далеко не так привлекательно, как на глашгарских утёсах. Пожалуй, в любом другом наряде он выглядел куда лучше, нежели в вечернем костюме, который к тому времени был уже — увы! — совсем европейским. С другой стороны, мистеру Склейтеру самый обычный смокинг или фрак подходил как нельзя лучше: ведь сам он был совершенно заурядным человеком и потому в любом другом платье был бы меньше всего похож на самого себя. Кстати, поскольку заурядных людей, придерживающихся условностей, всегда неисчислимо больше, чем тех, кто просто остаётся самим собой, то, наверное, будет даже лучше, если нынешняя мода продержится как можно дольше. Что же касается Донала, то для него невозможно было даже придумать ничего хуже, чем тот праздничный наряд, который он так старательно на себя надел. Теперь он выглядел донельзя нелепо и комично, и неудобная одежда только портила всё дело, сковывая его по рукам и ногам.