Аромагия - Анна Орлова

Встряхнув головой, я рассмеялась, смакуя соленый воздух, как вино. Глупости, я слишком люблю жизнь, чтобы отдать ее по собственной трусости. Последние годы я плыла по течению, может, теперь наступил момент встать за руль и расправить парус?

Во мне бурлили злость, волнение и решимость — как глинтвейн, булькающий в кастрюльке и опьяняющий одним своим ароматом. Не лучшее настроение — для домашних битв нужен трезвый ум и спокойная голова.

Я прошлась по «Уртехюс» в поисках, куда бы выплеснуть кипящую энергию, и на глаза мне почти сразу попался идеальный инструмент для этого. Говорят, некоторые шьют кукол, изображающих начальство, и колотят их, вымещая ярость. У меня же специи и травы, которые нужно измельчить.

Нет более умиротворяющего занятия, чем толочь жесткие стебли! Вскоре я упарилась, зато быстро успокоилась и повеселела. Мои боль и гнев послушно раскалывались под тяжелым пестиком в мелкую пыль, которую могло унести малейшее дуновение ветра…

Я спохватилась практически в последний момент, вдруг обнаружив, что до обеда осталось не более четверти часа. Вытерла вспотевший лоб, накинула на плечи невесомую пуховую шаль, привезенную Ингольвом мне в подарок, и поспешила к себе…

Уннер отчего-то была не в настроении. Она не поднимала глаз, и пахло от нее столь противоречиво — злостью, обидой, надеждой — что у меня перехватило дыхание. Надо думать, она поссорилась с Петтером. Иной причины для такого шквала эмоций я вообразить не могла.

Впрочем, обязанности свои Уннер выполняла вполне удовлетворительно, хоть и была непривычно молчалива, так что лезть к ней в душу я не стала…

К обеду я спустилась во всеоружии: платье персикового оттенка, ткань которого манила к ней прикоснуться; нежное благоухание липового аромата; раскачивающиеся в ушах и на шее янтарные капельки. Что же, очень уместно. Легенда гласит, что янтарь — это слезы богини Фрейи, которую бросил муж. Даже богиня любви не смогла избежать обычной женской участи…

Мои мужчины встретили меня с неудовольствием — увлекшись сборами, я задержалась почти на десять минут.

— Здравствуйте, господин Бранд! Здравствуй, дорогой. Петтер! — прощебетала я, усаживаясь на свое место.

Свекор, как всегда, что-то буркнул в ответ, Ингольв полоснул меня гневным взглядом, а Петтер смотрел странно испытующе. Пахло от него настолько непривычно, что на мгновение я замешкалась: тяжелый, душный запах табака, березового дегтя, ветивера, сдобренный цитрусами и мятой.

От Ингольва пахло имбирным элем и злостью. И он, разумеется, с ходу принялся предъявлять претензии.

— Мирра, ты совсем распустилась и забыла, кто ты и что тебе позволено, а что нет!

— Что ты, дорогой, как я могла? — возразила я мягко, прикидывая про себя, что ему наговорили на этот раз. Надо думать, милая Ингрид не упустила возможности втоптать в грязь ненавистную соперницу.

Впрочем, теперь это меня не слишком волновало. Хотя злить Ингольва не стоило, лучше попытаться договориться по-хорошему.

— Поговорим об этом позже, — резко ответил он и вновь уткнулся в свою тарелку, только отрывистыми репликами поддерживая беседу о перспективах «Ваттнайских медведей» в грядущем чемпионате по катанию на санках…

Обед длился и длился, и казалось, не будет ему конца. Мужчины, работая челюстями, перебрасывались соображениями о спорте, погоде, политике и технических новинках. Забавно, как любит сильная половина человечества рассуждать о глобальных проблемах — с такой уверенностью и апломбом, будто решение их зависит лично от каждого оратора!

Я же сидела, как на иголках, пытаясь заставить себя съесть хоть что-нибудь. Сольвейг приготовила обед в излюбленной своей манере: много жирного мяса, щедро приправленного жгучим перцем и острыми соусами. Как аромаг я понимала, что именно такая пища согревает и дает телу силы бороться с холодом, но за все проведенные здесь годы я так и не сумела к ней привыкнуть.

Проглотив несколько кусочков (нельзя ведь питаться одним кофе!), я с легкой гримасой отложила столовые приборы. Желудок принял подношение с недовольным ворчанием: сосущая боль в животе сменилась тяжестью и неприятным чувством.

Петтер поглядывал на меня обеспокоенно. Желая избежать лишних вопросов, я взяла с блюда сдобную булочку с изюмом, хотя даже запах ее вызывал тошноту.

— Мирра, — отвлек меня от борьбы с непокорным желудком голос благоверного. — Пойдем!

— Конечно, дорогой, — согласилась я, вставая. Такой поворот меня устраивал как нельзя больше, хотя, признаюсь, было страшно. Перемены всегда пугают, и людям свойственно цепляться за настоящее.

Я с облегчением отложила надкусанную булочку и, повинуясь властному жесту Ингольва, двинулась за ним в гостиную.

Муж заговорил, едва за нашими спинами закрылась дверь.

— Мирра, сколько раз я тебе говорил!.. — под конец фразы он уже сорвался на крик.

Боги, как же я устала! Не знаю, что лучше — когда глупенькие девочки при первых трудностях бегут прочь, отчего-то считая, что любовь должна быть непрерывным праздником. Или когда двое неразрывно связаны друг с другом на всю жизнь. И надо терпеть, понимать и принимать — хочешь того или не хочешь…

Я прижала ладонь к бунтующему животу и предложила устало:

— Ингольв, давай присядем и поговорим спокойно.

— Спокойно? — рявкнул он, вышагивая по ковру, как на плацу. — Спокойно?! Мирра, я ничего молчал о твоей дружбе с хель, но это уже переходит все границы!

Я вздохнула про себя. Ингольв никогда не питал симпатии к хель, а после того, как они одобрили мое непослушание законному супругу, его неприязнь усугубилась многократно. Зная об этом, я старалась встречаться с Альг-иссой подальше от родных пенатов, что, впрочем, не прибавляло Ингольву расположения к ней и ее сородичам.

— Вижу, милая Ингрид тебе уже наябедничала, — ответила я, усаживаясь.

Лицо Ингольва побагровело, даже лысина налилась дурной кровью, а запах хрена и дегтя — ярости — буквально резал нос.

— Она не наябедничала, а открыла мне глаза! — Ингольв внезапно остановился в шаге от меня, сидящей в кресле, и это вдруг до боли напомнило мне утреннюю сцену с Исмиром. Признаюсь, в этот раз у мужа имелись все основания быть мною недовольным. Впрочем, у меня претензий к нему все равно было больше. — Ты гуляешь наедине с драконом, как будто специально показываешь всем, что он — твой любовник!

— Он мне не любовник, — возразила я пока еще спокойно. Строго говоря, в этом не было ни слова лжи. — Не стоит повторять глупые сплетни.

— Мне наплевать! — взорвался Ингольв. — Главное, что ты выставляешь меня рогоносцем перед всем городом! Я требую…

Его голубые глаза яростно сверкали, а к аромату хрена прибавились запахи гвоздики и имбиря. Кажется, муженек испытывал от этой сцены даже некоторое удовольствие, и это вдруг меня взбесило. Благие намерения поговорить спокойно и разумно выветрились из моей бедной головы.