Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский

Погода, по антарктическим понятиям, выдалась чудесной, люди и животные чувствовали себя хорошо, поэтому, без особых приключений преодолев десять миль, Аткинсон уже присматривался к местности, чтобы определиться с лагерем. Поскольку до сих пор никаких следов экспедиции Скотта обнаружено не было, лейтенант уже не сомневался, что трагедия произошла где-то там, на моренах Бирдморского ледника, вершины которого просматривались теперь довольно отчетливо. Может быть, поэтому он поначалу не придал значения словам каюра Дмитрия, который, привстав на санном передке, указал кнутом в пространство впереди себя:

— Господин лейтенант! Там, в низине, что-то чернеет!

— Очевидно, гурий, — ответил за доктора Черри-Гаррард, который, как и начальник экспедиции, шел на лыжах рядом с санками.

— Гурии мы обычно ставили на возвышенности! — не согласился с ним каюр. — Кажется, там палатка! Или, может, иглу!

— Любителем иглу слыл Амундсен, а не Скотт, — заметил норвежец Йенс Гран, исполнявший роль погонщика мулов.

Пока они терялись в догадках, Дебенхэм, механик Дэй и еще кто-то из матросов рванулись вперед, чтобы обогнать шедшую в авангарде собачью упряжку и как можно скорее достичь того, что так заинтересовало русского каюра. Единственное, что на всякий случай успел крикнуть им вслед Аткинсон:

— Если там палатка!.. До моего прибытия ничего не трогать!

А сам подумал: «Не может такого быть! Неужели они погибли всего в одиннадцати милях от „Однотонного“ склада?! Вот уж действительно от судьбы не уйдешь!». И только тогда ощутил, что его охватило какое-то странное волнение, очень смахивающее на страшное предчувствие.

Это действительно была палатка Скотта. Полузанесенная снегом, издали она в самом деле могла показаться обычным гурием, этой «меткой антарктического бытия». Створки палатки были задернуты, и перед входом виднелись торчащие из снега вершины лыжных палочек, а дальше, рядом с бамбуковым шестом, который служил полярникам мачтой санного паруса, угадывались обледенелые очертания санок.

Выполняя приказ, матросы, первыми прибывшие к лагерю капитана, топтались у палатки, не решаясь заглядывать вовнутрь. Когда же Аткинсон вошел в нее, то прежде всего разглядел тело капитана Скотта. Умирая, он отбросил отвороты своего заиндевевшего спального мешка и расстегнул куртку, очевидно, для того, чтобы как можно скорее прекратить мучения. В мешке под плечом лейтенант обнаружил сумку с тремя записными книжками, которые тут же передал стоявшему рядом с ним Черри-Гаррарду.

— Отыщите там, — попросил, — последние записи, которые касаются причин гибели и судьбы еще двух участников экспедиции.

— Кого именно?

— Вот это мы сейчас и выясним, — произнес Аткинсон, осторожно снимая руку Скотта со спального мешка лежавшего рядом с ним полярника.

Это был доктор Уилсон. Верх его спального мешка, как и верх мешка лейтенанта Бауэрса, был закрыт над головами, так, словно они спали. Нетрудно было предположить, что капитан умирал последним и что это он закрыл лица своих товарищей.

— Я попрошу всех всмотреться в лица умерших, опознать их и назвать имена, — обратился доктор к своим спутникам. — Тогда мы можем быть уверены, что избежали ошибки при опознании. Обратите внимание: несмотря на то, что смерть настигла этих людей восемь месяцев назад, Антарктида сохранила их лики нетленными.

— И такими же нетленными будет сохранять их целую вечность, — с трудом сдерживая слезы, проговорил механик Дэй.

После того как все участники экспедиции опознали погибших, Аткинсон вслух прочел им те дневниковые записи, в которых речь шла о смерти унтер-офицера Эванса и ротмистра Отса, а также зачитал составленное Скоттом «Послание к общественности».

— Теперь мы имеем полное представление о том, как погибла экспедиция капитана Скотта, — завершил это чтение доктор, — а также убеждены, что капитан со своими спутниками действительно побывал на полюсе.

— Но был ли он первым? — как бы про себя обронил норвежец Гран. — Ведь в то же время к полюсу шел Амундсен, и вряд ли этот великий Норвежец уступил пальму первенства Скотту.

Командир экспедиции и Черри-Гаррард вопросительно переглянулись. Они, конечно, могли бы возразить каюру, попытаться убедить его, но понимали, что со временем точно такие же сомнения будут высказывать тысячи других людей разных национальностей и на всех континентах.

Отойдя к нартам с собачьей упряжкой, доктор опустился на их передок и несколько минут просидел так в полном молчании, лишь время от времени поглядывая на собравшихся возле него полярников.

— Внимательно осмотрите спальные мешки, сумки полярников, каждую найденную в палатке вещь, — проговорил он, когда дань памяти погибших была отдана. — Откопайте из-под снега сани капитана и попытайтесь отыскать фотоаппарат, соберите предсмертные письма полярников. Все это может нам пригодиться.

Сначала ему принесли ящик с образцами горных пород, и доктор был поражен тем разнообразием камней и минералов, которые удалось собрать группе Скотта. Когда со временем их взвесили, оказалось, что вес этой коллекции достигает 35 фунтов, и можно было лишь удивляться тому, что капитан и его товарищи до конца сохраняли ее, не решаясь оставить у очередного склада ради облегчения санного груза. Затем нашли три кассеты с фотопленками, которые предстояло проявить. Но самой удивительной находкой оказалось письмо Руала Амундсена норвежскому королю, которое кому-то из моряков удалось обнаружить в одном из старых ботинков капитана Скотта. Именно эта поразительная находка, которую прочел и перевел норвежец Гран, сразу же все расставила на свои места. Она убедительно доказывала: на полюсе Роберт Скотт все же побывал! Вот только добрался до него, увы, вторым.

— Лучше бы мы этого письма не видели, — сокрушенно покачал головой лейтенант Ренник. — Все-таки Норвежец опередил нас и к тому же наверняка уцелел!

— В том-то и беда, — с горечью произнес доктор Аткинсон, — что научное постижение полюсов мы превращаем в азартные призовые гонки. Чем это заканчивается, мы уже видим.

Все три палатки Аткинсон велел установить таким образом, чтобы последнее пристанище полярников оказалось между ними.

Символизм этого решения был понятен каждому: после многомесячной разлуки они вновь стояли посреди этого ледового безумия одним лагерем; капитан Скотт и его спутники вновь были вместе с ними. Устанавливая палатки, эти мужественные рыцари Антарктиды плакали, не скрывая слез. На двадцатиградусном морозе слезы замерзали на их бледных, изможденных щеках.

Когда все приготовления были завершены, полярные странники изъяли бамбуковые подпорки, накрыв тела своих товарищей полотнищем той палатки, в которой они нашли свое упокоение, и прочитали над ними похоронную молитву. Затем, в течение всего остатка этого дня и всей последующей ночи, они сооружали над снежной могилой огромный гурий, старательно выстраивая его из вырубленных ледовых плит.