Университет - Бентли Литтл

Все замолчали. Фэйт поймала себя на том, что думает о матери. Может быть, в словах Джима что-то есть. Ведь Стивенс говорил, что характер Университета зависит от характеров людей, которые учатся и работают в Нем. И, возможно, ее отрицательное отношение к собственной матери помогло создать этого монстра. Или на худой конец эти чувства сделали ее уязвимой.

– Я ненавижу свою мать, – сказала она вслух. – Наверное, из-за этого я ничего не замечала. И ничего не делала. Может быть, из-за этого я стала Его частью.

– А я ненавижу свою бывшую, – признался Йен.

– А я раньше хотела, чтобы мой начальник умер, – вставила Недра.

– Хватит этой доморощенной психологии, – прервал их Бакли. – Даже если все вы правы, что это означает? И что нам теперь делать? Позвонить родственникам и пригласить их всех на большой вечер встречи и примирения?

– Конечно, нет, – отозвался Йен.

– А что тогда? Сказать всем, чтобы избавились от своей ненависти и негативных эмоций? Транслировать по радио расслабляющие послания и музыку в стиле нью-эйдж[89]?

– Если б нам каким-то образом удалось убрать всех из кампуса, – Йен вздохнул, – может быть, это хоть как-то подорвало бы Его силу.

– Даже если б это было возможно, что явно не так в создавшихся условиях, это подействует лишь на время. А когда все вернутся, то все начнется по новой.

– А у тебя есть лучшее предложение?

– Да. – Бакли фыркнул. – Надо захватить главный компьютер администрации и разбросать всех по разным университетам.

– Это просто глупо. – Джим покачал головой.

– Подожди-ка, – перебила его Фэйт. Ей в голову как раз пришла идея. – Может быть, это не так уж и глупо.

– Да я пошутил, – признался Бакли.

– Но вы все равно правы. Это… то, с чем мы боремся… эта штука, Университет, – Он же отдельная сущность, а не нечто, что пришло извне и захватило наш кампус. Это сам кампус. А мы – Его часть. И студенты в Нем определяют характер этой сущности.

– Хорошо бы, если б это было именно так, – сказал Йен. – И, я думаю, в обычных условиях так оно и есть. Но здесь мы имеем Университет, чей характер остается неизменным независимо от того, кто в Нем учится. Именно поэтому все так и происходит. Он не рождается в начале семестра, не умирает в конце него и не возрождается в следующем семестре. Он живет постоянно, а мы кормим Его и помогаем расти.

Теперь Фэйт предложила новый вариант:

– Значит, люди, которые здесь учатся, не определяют характер учреждения. Оно само определяет, кто в Него поступает.

– Лучше я сам не смог бы сформулировать.

– А если сделать что-то вроде переливания крови? Только перелить не кровь, а набрать новых студентов?

– Может быть… – задумчиво произнес Йен, медленно кивнув.

– Не понимаю, – сказала Недра.

– Представь себе убитую городскую территорию, в которую ты вкладываешь деньги и, таким образом, воскрешаешь ее, – пояснила Фэйт. – Или нет, даже лучше: вспомни Гарден-Гроув или Вестминстер. Белые общины для отбросов общества. А потом туда пришли китайцы и вьетнамцы, построили там рестораны и торговые моллы, реконструировали территорию, и весь город преобразился.

– И ты хочешь сказать, что мы должны… сделать что?

– Ну, сейчас мы уже ничего не сделаем – это очевидно. Если б это пришло нам в голову пораньше, мы могли бы сделать так, чтобы новые люди, «хорошие люди», поступили в наш Университет, записались на лекции и таким образом изменили бы баланс сил в нашу пользу. – Она обвела рукой помещение. – Вдвойне досадно, потому что мы как раз сейчас в приемной комиссии и у нас есть все необходимые формы.

– Знаете, – заметила Недра, – а ведь в последнее время мы работали здесь над установкой единого бесплатного номера для желающих зарегистрироваться. Не знаю, насколько далеко все это зашло, подключили ли номер к компьютеру, но идея была в том, чтобы сократить число линий для тех, кто хочет зарегистрироваться. Это было нечто похожее на программу по сокращению количества транспорта на дорогах или числа людей, которые по ним ездят. По идее компьютер должен был отвечать на двести звонков в секунду, как в колл-центрах магазинов дистанционной торговли, поэтому зарегистрироваться можно было бы по телефону и сразу же оплатить курс карточкой.

– Черт, – подал голос Бакли. – Повезло.

– Но компьютер, скорее всего, заблокирован, и я не уверена, что номер к нему уже подключен. Кроме того, мы не можем звонить. Даже если вся эта конфигурация заработает, мы не сможем рассказать о ней людям.

Неожиданно кто-то забарабанил в дверь, и все они отступили назад, инстинктивно ища спасения в дальней части помещения.

– Они нас нашли, – сказала Недра.

– Впустите меня! – Грохот не прекращался. – Это я, Фарук!

Фарук? Фэйт взглянула на Джима, и тот кивнул.

– Университет нам солгал, – сказал Йен.

– Пусть сначала докажет! – взвизгнул Бакли, но Йен уже открывал дверь.

Избитый и весь опухший Фарук ввалился в дверь. Вокруг глаз у него красовались синяки, губы кровоточили, штаны были разорваны, рубашка вообще отсутствовала, но он был жив. Йен захлопнул и запер за ним дверь.

– Что случилось? – спросил Джим.

– Мы не дошли. Они нас поджидали. Но у Стивенса был пистолет, он застрелил пятерых. Нам удалось вырваться.

– Значит, Стивенс… – Йен не закончил предложения.

– Он восстанавливает телефонные линии и большой компьютер. Я только что из серверной. Он сказал, что все должно работать.

Бакли в восторге покачал головой:

– Этот парень читает мысли или как?

Недра сняла трубку, послушала, усмехнулась и взволнованно кивнула.

– Работает, – сказала она. – Я слышу длинный гудок.

Джим нанес удар по воздуху.

– Получилось!

– Тогда за работу, – сказал Йен.

Да!

Брант Килер осматривал кампус с крыши библиотеки, и его лицо медленно расплывалось в улыбке. Все шло точно по расписанию. Со своего наблюдательного пункта он видел группу молодых женщин на тротуаре между библиотекой и Нельсон-холлом, которые дрались со стариками из Университетского геронтологического центра. Старики кричали от страха и боли и безуспешно пытались убежать, а девушки выбивали у них костыли, вырывали трости и избивали ими стариков. Одна из девушек засветила старухе в живот, а потом сорвала парик с ее лысой головы. Другая отоварила старика коленом по яйцам, а когда тот стал падать, добавила по голове.

Брант рассмеялся.