Цунами - Анатолий Курчаткин

— Нет, о чем разговор. Поедем. На, — протянула она ему банку с привязанной к ней нитью.

Он перекусил нитку зубами и, удерживая змей в руке теперь уже без помощи банки, позвал Женю-Джени:

— Хочешь отпустить в вольный полет?

— Ты мне доверяешь? — подходя, со значением вопросила Женя-Джени.

— Еще как, — сказал Рад.

— Тогда давай, — снова со значением произнесла она, протягивая руку.

Рад передал ей нитку и отошел в сторону.

Прошла секунда, другая, третья. Женя-Джени стояла с поднятой вверх рукой и не решалась разомкнуть пальцы. Было ощущение, она должна даровать свободу не бумажному раскрашенному дракончику, а живому существу, долгие годы загибавшемуся в неволе, — и вот миг его воли был близок.

— Давай! — подстегнула ее Нелли.

— Отпускай! — крикнул Тони.

Женя-Джени оглянулась на Рада — и выпустила нитку из рук. Нитка рванулась вверх, мгновение — и ее не стало видно.

Влекомый воздушным шаром змей медленно стал подниматься вверх. Все четверо они стояли, задрав головы, и смотрели ему вслед. Странным образом, пока глаз видел змея, уходить не хотелось. Словно этот дракончик и в самом деле был живым существом, и оставить его чужим взглядам без своего присутствия значило совершить некий акт предательства.

Так прошло пять минут, десять. Змей стал совсем крохотным, было уже непонятно, что там висит в небе, не знать, что это змей, — какой-то перевернутый вверх ногами восклицательный знак. Но этот восклицательный знак был виден, и они все продолжали стоять и смотреть ему вслед.

В Троице-Сергиевском соборе шла служба. Народу было — не протолкнуться, но внутри этой толпы, как Гольфстрим в Атлантическом океане, тек ручеек жаждущих приложиться к мощам основателя лавры, Нелли с Женей встроились в него — и их понесло.

— Последний раз я была здесь с Радом, — сказала Женя. — Год назад, чуть больше. В конце осени. После этого вскоре я крестилась.

— О! — удивленно отозвалась Нелли. — Это он тебя подвиг?

— Не знаю, не уверена. Скорее всего, была созревшей. Но получилось — после того, как мы с ним здесь побывали.

Гольфстрим прокрутил их через все пространство собора, занес за высокую деревянную изгородь и, правя мимо нее, вынес к возвышению, где на постаменте покоилась рака с мощами. В прошлый раз, с Радом, помнила Женя, они просто перекрестились — и она, и он, — сейчас она вслед за другими, торопливо перекрестившись, приложилась к серебру раки губами — ничуть не думая о том, насколько это опасно в смысле заразы. Вернее, пока очередь подходила, думала об этом все время, убеждала себя: так серебряная! — но уверенности в полной безопасности не появлялось. И только когда очутилась у раки, вдруг все прошло, никаких сомнений, поцеловала — и никакого страха внутри. Нелли, видела она, соступая с возвышения, тоже наклонилась к раке. Коснулась губами, ткнулась лбом — и несколько мгновений стояла так.

— Очень тебе благодарна, что вытащила меня сюда, — проговорила Нелли, когда они вышли на улицу. После тепло-волглого воздуха храма свежий морозный воздух тихого январского дня ударил в гортань шипучим шампанским. Шампанское сегодня по случаю старого Нового года и ожидалось. — Совершенно неожиданное чувство. Можно сказать, попрощалась. Вот уедем, и не знаю, когда будем в России снова.

— Не от тебя зависит? — спросила Женя. Нелли замялась. Но чуть погодя ответила:

— В общем, не от меня. А Дрон совсем в Россию не хочет. Отвык, и без нужды не затащишь. Не эта бы необходимость присутствовать на собрании акционеров — и сейчас бы не приехал.

— Так он у тебя, скажи, состоял все же на той службе? — В голосе Жени прозвучало почтительное восхищение профессией, которую она подразумевала. — А то я всем говорю: «знакомый шпион» — а сама точно и не знаю.

Нелли сыграла бровями. Женя и раньше замечала: говоря о чем-то не очень приятном, Нелли почти всегда выразительно поднимает и опускает брови.

— Может, он и сейчас состоит, кто знает, — сказала Нелли. — Но официально он уже тыщу лет, как в отставке. Зачем родине служить, когда заграница и так доступна?

За этим разговором они пересекли площадь и подошли к ротонде, поставленной на месте, где без малого четыреста лет назад в дни осады монастыря поляками ударил спасительный ключ, чтобы, когда осада будет снята, иссякнуть. И без того длинные зимние тени за время, что провели в соборе, удлинились еще больше, солнце освещало только верх ротонды, — день через час-полтора обещал перейти в ночь.

Они было поднялись на приступок у ротонды, прямо как подошли к ней, но Женя, помявшись, через мгновение попросила Нелли обойти ротонду и встать с другой стороны.

— Мы, знаешь, — проговорила она с извиняющейся улыбкой, когда уже стояли с другой стороны, — мы с ним тогда были вот здесь, на этом месте.

— С кем, с Радом? — уточнила Нелли. Хотя можно было и не уточнять.

— Ну да, с Радом, — ответила Женя. — Он еще так здорово говорил о чуде и вере. О связи между ними. Так вдохновенно. Я им прямо залюбовалась.

— И что он говорил? Что именно? — живо откликнулась Нелли.

Женя помолчала. Потом у нее вырвался смешок.

— Не помню точно. Не берусь восстановить. Что-то вроде того, что вера требует знания, а знание требует чуда. Как-то так. Помню только, что очень здорово говорил.

— После этого ты и решила креститься, — словно подводя итожащую черту под ее словами, произнесла Нелли; то ли всерьез, то ли с иронией — не понять.

Во взгляде Жени, каким она посмотрела на Нелли, было сомнамбулическое отрешение.

— А знаешь, может быть. Вот подумала сейчас… не исключено.

Не сговариваясь, они согласно отступили от ротонды и двинулись к выходу из монастыря.

— Так ничего и не знаешь о нем? — не глядя на Женю, осторожно спросила Нелли некоторое время спустя.

Женя погладила указательным пальцем крыло носа.

— Ничего. Как тогда исчез из гостиницы — и все, бесследно. Я здесь разыскала его мать, и у нее, она утверждает, тоже никаких сведений.

— Но жив? Жив? — перебила ее Нелли.

— Жив, — подтвердила Женя. — Во всяком случае, мать говорит, раз в месяц присылает ей по электронной почте сообщение. Без всякой конкретики. Жив-здоров, а что, где, как — догадывайся.

Нелли сыграла бровями. Женя как раз посмотрела на нее — и увидела.

— Что и как — это, конечно, не угадаешь. А где — понятно: в Таиланде. У него же виза кончалась, день оставался. Куда он без визы? Нелегал. Нелегалу — нелегальная жизнь.

— Я иногда думаю, — сказала Женя, — вдруг его депортировали обратно в Россию, и он где-нибудь здесь. Ходим по одним дорожкам. Могли депортировать, как полагаешь?