Полночь - Дин Кунц

Ноги все сильнее скользили по камням. Возможно, причиной были водоросли, которые облепили бетонное дно тоннеля. Тесса изо всех сил пыталась найти точку опоры.

Впереди негромко ругался Сэм. Слышно было, как кашляет Крисси.

Уровень воды в центральной, самой глубокой части тоннеля уже составлял восемнадцать-двадцать дюймов.

Секунду спустя веревка вновь натянулась до предела, затем провисла.

Впечатление было такое, что веревка оборвалась. Сэм и Крисси, вероятно, боролись сейчас с течением, уносившим их вниз.

Шум бурлящей воды эхом разносился по всему тоннелю, в ушах Тессы звучал бешеный ритм собственного сердца, но за всей этой музыкой ужаса она не слышала почему-то самых страшных криков – криков Сэма и Крисси. Ее спутники, вероятно, сбитые с ног и гибнувшие, почему-то молчали.

Затем снова раздался кашель Крисси. Всего в нескольких футах от нее.

Мелькнул свет фонарика. Сэм зажег его, заслонив рукой мощный луч.

В этой вспышке света Тесса увидела Крисси, выбравшуюся на край бурного потока и вцепившуюся в стенку тоннеля обеими руками.

Сэм стоял посередине потока, широко расставив ноги. Вода бурлила и пенилась, огибая его ноги. Он стоял лицом к Тессе.

Стало ясно, что веревка не оборвалась, просто она резко провисла, когда Сэму и Крисси удалось обрести равновесие.

– Все в порядке? – шепотом спросил Сэм у Крисси.

Крисси в ответ кивнула, она продолжала выплевывать воду, попавшую в рот. Девочка поморщилась, кашлянула и сказала:

– Угу.

Сэм повторил свой вопрос, обращаясь к Тессе.

Тесса хотела ответить, но не смогла. В горле стоял комок. Она сглотнула, откашлялась. Волна небывалого облегчения прокатилась по всему ее телу, вмиг смыв страшную тяжесть в груди. Тесса вздохнула и сказала:

– О, да, все в порядке, в полном порядке.

Сэм почувствовал облегчение только тогда, когда они без приключений добрались до конца тоннеля. Целую минуту он стоял у выхода и, не помня себя от счастья, смотрел в небо. Правда, из-за тумана неба практически не было видно, но это не имело никакого значения – после долгого пути в грязной воде даже туманная ночь, полная опасностей, казалась не такой уж страшной.

Поток воды, хлеставший из тоннеля, теперь больше напоминал разбушевавшуюся реку. То ли на холмах вовсю разошелся ливень, то ли где-то дала сбой система дождевого стока. Вода доходила Крисси до пояса, из тоннеля в кювет обрушивался настоящий водопад. Вода опять грозила сбить их с ног.

Сэм обернулся, подошел к Крисси, взял ее за руку и сказал:

– С этой минуты не отпущу тебя от себя ни на шаг.

Крисси только кивнула в знак согласия.

Ночь была темной-претемной, и Сэм мог лишь угадывать силуэт девочки, стоявшей от него в нескольких дюймах. Фигура Тессы вообще была неразличима во мраке.

Не выпуская руки Крисси, Сэм повернулся и посмотрел, куда им двигаться дальше.

После подземной части тоннеля, по словам Гарри, должен был начаться открытый участок, вымощенный камнем. Гарри ребенком частенько тайком от родителей играл со своими друзьями в этих местах и знал их как свои пять пальцев. Да поможет Бог непослушным детям!

Следующий тоннель должен был находиться через квартал от того места, где они стояли. Этот последний участок трубы заканчивался на западной окраине города, на берегу моря. По всей видимости, к концу трубы была приделана решетка, которая задерживала крупные предметы, смытые дождевыми потоками с улиц. Попадание в эту трубу грозило им верной смертью.

Сэм отнюдь не собирался рисковать. Надо сделать так, чтобы полностью исключить опасность падения в этот бешеный поток. Спастись из наклонной трубы было совершенно нереально. Сэм даже думать о таком варианте не хотел.

Ему всю жизнь казалось, что он подводит других людей. Когда он попал в автокатастрофу вместе со своей матерью и она погибла, а он – нет, Сэм, будучи еще совсем ребенком, начал терзать себе душу, он вдруг вообразил, что, поведи он себя чуть иначе, мать его была бы спасена. Затем он попал в руки отца – алкоголика и садиста и долгие годы мучился тем, что никак не может угодить вечно недовольному, но близкому человеку. Дальше – больше. Он, подобно Гарри, постоянно корил себя за то, что бросил на произвол судьбы тех вьетнамцев, за которых воевал. Головой он понимал, что решение о выводе войск из Вьетнама принимали люди, стоящие куда выше его, и этим людям было глубоко все равно, что думает об их решении Сэм Букер, но он не мог ничего с собой поделать – на сердце осталась постоянно ноющая рана. Агенты ФБР, погибшие в операции, в которой и он участвовал, также частенько снились ему, и ему казалось, что в их глазах был упрек, хотя там, в перестрелке, он никак не мог спасти их. Он чувствовал себя виноватым и в смерти Карен, несмотря на то, что все окружающие крутили пальцем у виска, когда он говорил им об этом. Ему казалось, что если бы он любил ее еще сильнее, она бы нашла в себе силы победить страшную болезнь. В потере собственного сына, Скотта, он также упрекал только себя, хотя одному Богу ведомо, почему так случилось.

Крисси крепко сжала его руку.

Он в ответ тоже слегка сжал ее ладонь.

Эта девочка казалась ему сейчас совсем маленькой.

Днем, на кухне у Гарри, они вели разговор о том, что такое ответственность людей за свои поступки. Теперь Сэм вдруг почувствовал, что отвечает за все полной мерой, чувство ответственности превращается для него в какое-то наваждение, хотя так не может быть, он совершенно согласен со словами Гарри о том, что обязательства человека перед другими, особенно перед близкими, никогда не могут быть чрезмерными. Вот уж никогда бы не подумал, сказал сам себе Сэм, что смысл жизни можно понять, стоя по пояс в грязной воде, спасаясь бегством от каких-то немыслимых чудовищ. Ну, на свете еще не то бывает, Сэм также понял, что его проблема вовсе не в том, что он с охотой взваливает на себя любую ношу жизненных неурядиц и трагедий. И не в тяжести этой ноши – нет. Его проблема в том, что он позволил своему обостренному чувству ответственности разрушить его волю к жизни и к преодолению неудачи, трагедии – такова жизнь. Иногда виноват сам человек, иногда – его судьба, то, что ему на роду написано. Но из трагедий надо научиться выходить, надо не только продолжать жить, но и уметь радоваться этой продолжающейся жизни. Надо не позволять несчастьям перечеркивать всю дальнейшую жизнь. Отказ от радостей жизни – великий грех, если ты веришь в Бога, и большая глупость, если ты – неверующий. Это все равно, что с гордым видом во всеуслышание заявить: «Да, людей в жизни постигают несчастья, но я отказываюсь от этой жизни, чтобы меня миновали и ее несчастья. Я вроде как уже не человек, а какое-то неземное существо, мое место где-то между ангелами и Богом». Теперь Сэм ясно понимал, почему он потерял Скотта – потому, что сам утратил любовь к жизни, перестал ей радоваться и ему просто нечем было поделиться с мальчиком, нечем было остановить его, когда он начал скатываться в пропасть отрицания всего и вся.