Добрые люди - Артуро Перес-Реверте

– Пока нет, но я бы сказал, что дело к тому движется… Из дома на Сент-Антуан – это тут неподалеку – твои клиенты отправились в гостиницу на улице Вивьен, а оттуда – в отделение банка Ванден-Ивер, расположенное на той же улице, где предъявили платежное письмо на сумму две тысячи ливров. Насколько мне известно, письмо подтверждено и находится на рассмотрении.

– Так они уже забрали деньги или нет?

– Я же сказал: письмо на рассмотрении. Тут без бюрократии тоже не обойтись. Нужно время, подписи, печати и все такое. Они договорились вернуться завтра.

Рапосо снова вытягивает ноги к огню, пододвигает пустой стакан, и Мило наполняет его из дымящегося кувшина.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит полицейский. – И я с тобой согласен. У тебя два варианта: добыть сегодня платежное письмо или завтра деньги.

Рапосо греет руки, прижав их к стакану.

– А ты бы что выбрал?

– Видишь ли, украсть платежное письмо проще. Наверняка сейчас оно валяется где-нибудь у них в гостинице. Остается просто пойти и забрать.

В глазах Рапосо вспыхивает искорка любопытства.

– А это возможно?

Мило криво усмехается.

– Все возможно, если владеешь техникой… Неудобство заключается в том, что письмо твое не пригодится никому, даже тебе самому, потому что платежное письмо требует подписи, удостоверения личности и прочей возни.

Рапосо пристально рассматривает свой стакан, отпивает из него глоток и снова подносит к глазам.

– Да, но бумажку легче выкрасть и уничтожить, если нужно, – говорит он, поразмыслив.

– Несомненно. – Мило заговорил тише. – Но действовать надо сегодня вечером или ночью, пока их нет в комнате… Дело непростое и рискованное.

– Ясно. А звонкая монета?

– Это дело другое. Ловкость рук, и денежки тут как тут. К тому же они безымянны: кто взял – тот и хозяин. Звонкая монета тебе совсем не помешает, да и мне тоже, – подмигивает он Рапосо. – Разделим пополам. Как тебе такой вариант?

– Годится. Остается вычесть то, что я тебе уже заплатил.

– По-моему, справедливо, – замечает полицейский. – Мне, разумеется, больше по сердцу второй вариант: напасть на них, когда они заберут деньги и отправятся за книгами.

– Кража в центре Парижа средь белого дня?

– Ну да.

– Вот так запросто?

Мило переходит на шепот:

– Завтра наверняка тоже будет лить дождь, и это упрощает дело. Кроме того, здесь повсюду моя территория, не забывай… Другой плюс заключается в том, что две тысячи ливров или та часть этих денег, которую они собираются заплатить вдове, не занимает много места. Обычно в банке Ванден-Ивер расплачиваются золотыми луидорами. А это восемь или девять запечатанных картонных свертков по десять монет в каждом: такую сумму можно запросто унести в двух карманах.

Мило внимательно смотрит на Рапосо. Тот пьет медленно, небольшими глотками, не отрываясь, пока стакан не пустеет.

– Годится, – кивает он в следующий миг.

– Будем идти по следу и, как только они выйдут из банка, нападем на них. На улице Вивьен есть несколько подходящих мест.

– А если они возьмут экипаж?

– Разницы никакой. Остановим посреди улицы – и дело с концом.

– Мы сами – ты и я?

– Ты никак спятил? – Мило смотрит на спящих солдат, словно те могут их подслушать. – Ты забыл, с кем имеешь дело! Это же я, старина Мило! У меня есть подходящие люди.

– И людям этим можно полностью доверять?

Мило хохочет.

– Обижаешь, дружище. Повторяю: ты имеешь дело с Мило… Мы все время будем рядом, все произойдет на наших глазах. И как только все кончится, сразу же заберем луидоры.

Повисает тишина. Рапосо поворачивает в руках пустой стакан. Он думает о завтрашнем дне, об ожидании под дождем где-то в неизвестной точке города. Об академиках, застигнутых врасплох. Их возможных действиях, неведомой опасности.

– В общем, решать тебе, – заключает полицейский.

Наконец Рапосо соглашается. Мило его убедил.

– Договорились. Отложим все на завтра.

– За это стоит выпить глоток. А то и несколько. – Мило подзывает служанку. – Так уж устроен мир: деньги дураков – добыча умников.

Ночь только что опустилась на землю, и полосы дождя рисуют узоры в желтоватом свете уличных фонарей. Дон Педро, дон Эрмохенес и аббат Брингас торопливо шагают по улице. Адмирал и библиотекарь прячутся от дождя под зонтиком из тафты, пропитанной воском, аббата спасают только насквозь промокшие шляпа и плащ. К счастью, неприятная прогулка длится недолго, кофейня, где они поужинали, находится неподалеку от улицы Вивьен и гостиницы, где остановились академики. В этот миг они минуют улицу Кольбер, неподалеку от Королевской библиотеки, старательно уворачиваясь от потоков воды, обрушивающихся с крыш. Заметив проезжающий по немощеным улицам экипаж, из-под чьих колес и копыт вылетают брызги грязи, они прижимаются к стене, и сверху их поливает целый водопад.

– Мокрые, зато сытые, – шутит Брингас, шлепая по лужам.

Он шагает по ним, как расшалившийся ребенок: башмаки так отчаянно хлюпают и пузырятся, что ему уже все равно. Кроме того, за ужином он довольно много выпил и встал из-за стола, как обычно, под мухой. Сегодня они поужинали в трактире «Бовилье» на улице Ришелье: изящная обстановка, порционные блюда. Цены высоки; однако, по наущению Брингаса, академики решили отпраздновать обретение «Энциклопедии» еще одним памятным ужином. И вот втроем, с явным лидированием аббата, хотя дон Эрмохенес на этот раз не слишком от него отставал, они провели пару приятнейших часов, поедая деликатесные блюда, приправленные уксусом и горчицей, паштет из тунца по-тулонски, фуа-гра из Перигора и дуврских вальдшнепов, сопровождая все это великолепие двумя бутылками анжуйского вина.

– Париж в дождливую погоду представляет собой уникальный гидравлический спектакль, – с издевкой сообщает Брингас. – Судите сами: вода с высоты пятьдесят футов обрушивается на землю из двадцати тысяч водостоков, увлекая за собой всю пыль и весь мусор городских крыш, прибавьте сюда лошадей и экипажи, взметающие целые фонтаны: все вместе превращает улицы в скользкие грязевые потоки… Вот уж благодать, Господи помилуй!

– По крайней мере, улицы становятся чище, – возражает дон Эрмохенес.

– Ценой жизни беззащитного пешехода, задохнувшегося в этой клоаке? Нет уж, увольте. Дождь – худшее, что я видел на этой земле обетованной… Вот почему предпочитаю пыль и пух изнывающего от жары Мадрида. Там, по крайней мере, подохнешь и сразу же высохнешь, все лучше, чем гнить!

Проезжает еще один экипаж, они опять прижимаются к стене и получают новую порцию воды, льющейся сверху. Высоким и звонким голосом, перекрывающим шелест и бульканье дождя, Брингас принимается осыпать извозчика проклятьями, называя его мерзавцем и другими куда более крепкими ругательствами. Затем все трое прячутся в открытом портале, где горит фонарь, чтобы немного передохнуть. Брингас отрясает свой плащ, дон Педро открывает и закрывает зонтик. Вскоре каждый из них оказывается стоящим в луже, растекающейся по полу.