Красная сестра - Марк Лоуренс

Нона позволила своему взгляду поблуждать по высоте окружающих колонн и поморщилась. Тошнота, которая периодически мучила ее с тех пор, как она вернулась из Калтесса, снова скрутилась в животе, не такая резкая, как раньше, но предупреждающее эхо.

— Я знаю, что нужно Йишт, — прошипела Нона Аре, когда высокий, одетый в черное академик повел Сестру Сковородка и послушниц вглубь здания. — Она пытается украсть корабль-сердце!

— Но ты же сказала, что она копала под куполом! — прошипела в ответ Ара. — А корабль-сердце находится под Залом Сердца.

— Нет, оно под куполом! — настойчиво сказала Нона. Она чувствовала его, но не знала, что это именно оно. История о Зале Сердца, должно быть, была преднамеренной мистификацией на случай, если кто-то придет в надежде украсть его.

— Что? — Ара остановилась в коридоре. Двери по всему коридору открывались в кабинеты академиков.

— Она права, — сказала Гесса, меняя курс, чтобы обойти их обоих.

— Что? — Нона и Ара вместе.

— Откуда ты знаешь? — спросила Нона. — Ты же сказала, что не чувствуешь его!

— Да, не чувствую. — Гесса обогнула их и пошла за Сестрой Сковородка. — Но надо просто посмотреть, откуда идут трубы с горячей водой. И это не Зал Сердца!

Наконец академик привел их в большой зал, который, прорезав все четыре этажа здания, вел к многооконному куполу на главной крыше. Галереи окружали периметр зала на каждом этаже, десятки академиков или сотрудников Академии стояли, наблюдая, некоторые облокотились на каменные балюстрады, другие собрались небольшими группами и разговаривали между собой. Некоторым пожилым людям принесли из кабинетов стулья с высокими спинками, чтобы они могли хорошо видеть происходящее.

Нона почувствовала, что потеет, и схватилась рукой за живот. Казалось, что яд, которым отравил ее Раймел, просто спрятался и, по какой-то причине, именно сейчас решил просочиться обратно в кровь.

В самом зале не было никакой мебели, кроме длинного дубового стола с дюжиной стульев позади него и восьми простых деревянных табуретов у противоположной стены. Четыре академика и священник Предка сидели за столом в одеяниях разных цветов, каждый своего. Сестра Сковородка заняла свое место за столом, а одетый в черное академик ушел тем же путем, каким их привел.

Внимание Ноны привлек один из академиков. Небесно-голубая мантия скрывала его болезненную худобу, хотя выпуклость позвоночника и длина шеи все равно были видны; на его маленькой голове застыла ухмылка черепа. Он смотрел на нее бледными, ничего не выражающими глазами. Она уже видела его раньше: в Калтессе, рядом с Раймелом Таксисом. Возможно, магия академика спасла жизнь ее врагу, а может быть, это сделали демоны, прятавшиеся под кожей геранта. Может быть, этот академик отравил ее в тот момент, когда она пыталась отнять жизнь у Раймела? Был ли он здесь сегодня по приказу Таксиса, чтобы закончить работу? Нона замерла, чувствуя челюсти капкана вокруг себя. Она могла бы рассказать Сестре Сковородка, но тогда разве они не нанесут Академии смертельное оскорбление? Кроме того, монахиня может просто повторить слова настоятельницы, напомнив Ноне, что Туран Таксис поклялся самому императору. Что дело закрыто. Нона стиснула зубы, когда тошнота снова напомнила о себе.

Самый старший из академиков поднялся на ноги, седовласый человек, чья кожа, казалось, была ужасно обожжена давным-давно, а в глазах застыла молочная слепота.

— Мы приветствуем последних из наших гостей — Сестру Сковородка из монастыря Сладкого Милосердия и трех послушниц одного возраста с нашими учениками третьего года обучения. — Он замолчал, и вежливые аплодисменты пробежали по галереям наверху. — Прошу прощения, Госпожа Путь, но время поджимает. Если вы готовы, мы начнем немедленно. — Он указал на табуреты у двери, и Сестра Сковородка жестом пригласила послушниц сесть.

Пять из восьми табуретов были заняты. На них сидели три студента Академии в серых туниках, ближе всех — яркая блондинка, затем Чара и Виллум. Чара выглядела такой же суровой, какой ее помнила Нона, черные волосы были подстрижены так близко к черепу, что под ними виднелась темная кожа. Виллум казался чуть менее непривлекательным, чем раньше, за два года его подбородок стал четче, а глаза — ярче. Два последних табурета занимали два послушника в коричневых рясах братства Предка: крупный рыжеволосый мальчик с красными щеками и слегка улыбавшийся Маркус. Нона, не дожидаясь разрешения, доковыляла до свободного табурета и упала на него, прислонившись спиной к стене. Гесса устроилась рядом с ней.

Академик прочистил горло.

— Мы начнем с... — Он наклонился и приложил ухо к губам угловатой женщины, сидевшей справа от него. — С Послушницы Гесса и Проксимы Чара. — Он хлопнул в ладоши.

Сестра Сковородка со вздохом поднялась на ноги и, подойдя к двери в левой стене, поманила Гессу. Академик, сидевший справа, встал и проводил Чару через дверь в правой стене. Сестра Сковородка обещала объяснить, чего от каждого из них ждут перед схваткой, и Нона предположила, что это оно и есть. Ее собственные шансы сделать что-то большее, чем просто упасть в обморок, казались ничтожными.

Пока Гесса и Чара прятались в боковых комнатах, одетый в черное академик вернулся и поставил железную корзину с горящими углями между двумя дверями. Он ушел, и где-то через минуту ударил гонг.

— Значит, Чара поработает огонь-работником. — Маркус, через два места от Ноны. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, сумев сквозь боль отозваться на его нервную улыбку. — Студентам нужен легкий источник.

Снова прозвучал гонг, и обе двери открылись, показывая участниц. Чара поспешила к корзине с углем и склонилась над ней так близко, что Ноне показалось, будто у нее загорелись волосы. Гесса хромала, опираясь на костыль, и сосредоточенно хмурилась, глядя на Чару. Нона ожидала, что Гесса глубоко погрузится в безмятежность. Гесса, возможно, и не смогла бы сделать шаг без посторонней помощи в обычном мире, но на Пути у нее были более проворные ноги, чем у Ары, и обе они далеко превзошли Нону, которая все еще не могла сделать больше, чем мимолетное прикосновение.

— Что она делает? — Боль превратила слова Нона в выдох.

— Нить-работу, — сказала Ара.

Чара стояла, в ее глазах горел огонь. Она сложила руки, и пламя вспыхнуло среди углей, не угасая, а сворачиваясь и поднимаясь, пока не превратилось в змею, обвившуюся вокруг нее. Каким-то образом жар змеи не достигал Чары, ее кожа осталась незапятнанной, туника даже не опалилась. Но боль Ноны нарастала от плохой к нетерпимой, звеня в костях. Она порылась во внутренних карманах рясы, обхватив пальцами свое несчастье. После экстаза возни она достала пузырек с черным лекарством.

— Сдаешься, послушница? — спросила Чара с явным презрением. Она протянула руку к Гессе, змея обвилась вокруг руки, подняв голову, чтобы ударить.

Хмурый взгляд Гессы прояснился, словно в этот момент она решила головоломку.