Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева

с этими сообразительными обитателями морского царства, выяснял и финансовую сторону дела: сколько стоили водоемы, каковы расходы на их содержание. Узнав, что на одиннадцатом году после открытия «Океанариум» полностью возместил вложенные в него средства, а две тысячи ежедневных посетителей, приезжающих со всех концов страны, уже сделали предприятие самоокупающимся, профессор, не скрывая зависти, вздохнул.

Пасхальная неделя прошла, и Фриши отправились в Анн-Арбор — университетский городок штата Чикаго, где Фриш уже бывал и куда только что возвратился из Африки А. Е. Эмерсон — выдающийся знаток термитов, одним из первых начавший разработку учения о надорганизменных системах, воплощенных в семьях общественных насекомых. Эмерсон доставил в университетский музей богатейшую коллекцию собранных в Конго термитников; некоторые были огромны.

Далее Фришей увезли в Медисон, где их ждал известный исследователь доктор Хасслер с его морскими львами и тюленями, затем — в Миннеаполис, в Айову — здесь гости провели вечер в саду доктора Ф. Бальцера, любуясь естественной иллюминацией. Сотни светляков, летающих на небольшой высоте, прочерчивали темень мигающими сигналами, совсем непохожими на те, что подают их европейские собратья.

Перед путешественниками разворачивались живые картины огромного естественного зоопарка страны. Повседневный труд лектора, просветителя, пропагандиста науки завершался праздниками встреч с людьми и природой.

И вот наконец знаменитые научные центры тихоокеанского побережья. Одним из первых навестил Фриша Рихард Гольдшмидт. Именно он, начавший свой путь в науке с исследования одноклеточных, срок жизни которых исчисляется часами, повез гостя в заповедник многовековых секвой. У подножья вечнозеленых стометровых гигантов биологи продолжали беседу, прерванную двадцать с лишним лет назад в подземном гроте мюнхенского института. Но говорили не столько о пережитом, сколько о новых работах, о будущем науки.

Гости из Граца уже дважды пересекли Америку с севера на юг и от Нью-Йорка до Пассадены и Голливуда. Обратный рейс с запада занял девять часов, в течение которых под крылом самолета проплывали, переходя один в другой, пейзажи пустынь, горных кряжей, прорезанных глубокими ущельями и неожиданно поднимающимися вершинами в снеговых шапках. Потом горы исчезли, словно стертые равнинами, пересеченными лентами автострад, сверкающих, как реки, по которым медленно плывут в обе стороны цепи машин, вливающиеся в игрушечные скопища городских строений, окруженных полями, лесами, садами. В просвете между облаков мелькнула ферма — дом, службы, силосные башни, лужайка, а на ней самолетик, крошечный, как стрекоза.

…Воспоминание об этом аэропланчике, похожем с большой высоты на насекомое, кольнет Фриша почти через тридцать лет. В Бруннвинкль доставят свежий выпуск «Нэшнл Джиогрэфик». Чтение этого журнала Фриш не считал пустой тратой времени в часы досуга. Открыв номер, он обнаружит, как всегда, технически безупречные фотографии некоторых знакомых ему и до неузнаваемости изуродованных пейзажей. Бедствия, порожденные далеко не одними только географическими факторами, терзают казавшуюся когда-то столь благоустроенной, благолепной и благоденствующей страну и землю.

О многом был к тому времени наслышан Фриш, но считал: журналисты мастера сгущать краски. Однако «Нэшнл Джиогрэфик» в его представлении — издание почти научное. И что он здесь видит?

«…Катастрофа началась еще летом предыдущего года, в 1977-м она разрасталась с пугающей быстротой. Свыше шести миллионов жителей Калифорнии мрачно смирились с рационированием воды… Жестоко пострадала большая часть запада и широкая полоса юго-востока страны… Засуха выжгла пастбища, и фермеры забивали животных… На северо-западе, близ тихоокеанского побережья, уровень могучей реки Колумбии спал до самой низкой отметки… С рыбой положение отчаянное. Многие реки обмелели настолько, что поднимающаяся в верховья на нерест рыба своей массой забивала устья. Потом на Колумбии столкнулись с другой проблемой: как сплавить мальков вниз, в море, не отнимая воду у коммунальных предприятий и фермеров… На Великих Равнинах суше, чем во времена „Великих пыльных бурь“. Когда здесь были девственные прерии, глубина почвенного слоя достигала 60 сантиметров. Теперь в некоторых районах почвенный слой едва превышает десять сантиметров. Остальное выдул ветер. В конце февраля 1977 года разразился страшный ураган. Он с воем срывал тучи пыли с полей озимой пшеницы в Техасе, Оклахоме, в восточном Колорадо. Самолеты замерли на земле. Почти метровые песчаные дюны на рельсах останавливали поезда. Сухая пыль высасывала влагу из хрупких побегов пшеницы… Помимо засухи ударили и сильные морозы. К востоку от Скалистых гор никто не забудет жестокой зимы 1977 года, когда неслыханные холода и катастрофическая нехватка топлива принесли бедствия и лишения в дома миллионов людей… Из-за нехватки природного газа закрылись учреждения и заводы… В районах вокруг Нью-Йорка буран отрезал от внешнего мира миллионы человек. В магазинах исчезло молоко, в то время как окрестные фермеры не могли добраться до потребителей и выливали удои в сугробы… Та же картина — по всему окоченевшему Востоку… Безработица распространялась словно эпидемия. Улицы Дейтона, по утрам обычно переполненные людьми, спешащими на работу, стали пустынны. Зато на бирже труда столпотворение. В вестибюле вежливый молодой активист протянул еще влажную листовку, осуждающую капитализм и восхваляющую социализм… Трехлетняя засуха в южной Дакоте собрала свою жатву… — В засухе, — говорит скотовод из Гусбольдта, — ужасно то, что само общество увядает и гибнет. Фермеры разоряются, их хозяйства скупают корпорации… Умирает весь наш край…»

Но это Фриш будет читать почти тридцать лет спустя. А сейчас самолет продолжает свой рейс и впереди громада Нью-Йорка.

Здесь Фриш снова встретил У. Биба. Тот уже успел, оказывается, уладить финансовые дела будущей тринидадской станции в джунглях и начал переговоры с архитекторами и строителями. Американская деловитость вновь восхитила Фриша. Он и представления не имел, что кто-то настолько заинтересован в быстром развертывании исследований экологии джунглей. Вьетнамская война была еще далека…

Тогда, узнав от Биба об успехе его инициативы, Фриш с тайной надеждой подумал, чем обернется для него и его работ недавнее совещание на 55-м этаже и разговор с директором фонда.

Последний день в Западном полушарии Фришу все же удалось провести на большой промышленной пасеке, а вечером встретиться с деятелями пчеловодного бизнеса США.

— Насколько щедрее в вашей стране природа, — говорил он, — насколько богаче и разнообразнее нектароносная флора, насколько длительнее периоды взятка и как вы технически вооружены! Самые искушенные пасечники Западной Европы, если бы оснастить их не хуже американских, все равно не смогут поднять средние медосборы до 75 фунтов на семью. И тем не менее знакомство с опытом американских пчеловодов полезно и для европейцев.

Перелет из Лондона в Мюнхен занял сравнительно немного времени, зато из Мюнхена к себе в Грац Фриши тряслись в поезде тринадцать часов — столько же, сколько летели из Нью-Йорка в Лондон.

Вот что