Острова в океане - Эрнест Хемингуэй

– Пусти, Ара, я сам буду править, – сказал он.

Ара передал ему штурвал.

– А ты продолжай наблюдение по правому борту. Смотритолько, чтобы солнце не слепило тебе глаза.

– Сейчас схожу за биноклем. Слушай, Том. Почему ты нехочешь, чтобы я правил и чтобы вахту несли сразу четверо? Ты же очень устал,даже на остановке у острова не дал себе отдохнуть.

– Четверым сейчас на вахте делать нечего. Этопонадобится позже.

– Но ты уже устал, Том.

– Мне не хочется спать. Понимаешь, если они идут ночамии близко к берегу, без поломки у них не обойдется. Тогда они вынуждены будутпристать, чтобы исправить повреждение, и тут-то мы их и настигнем.

– Это не причина, чтобы тебе не знать ни сна, ниотдыха, Том.

– Я этим делом занимаюсь не для форсу, – сказалТомас Хадсон.

– Никто никогда так и не думал.

– Слушай, Ара, что ты чувствуешь к этим сволочам?

– Просто думаю: вот мы доберемся до них, перестреляемсколько нужно будет, а остальных захватим с собой.

– Ну а бойня, которую они устроили?

– Не хочу сказать, что мы на их месте поступили бы также. Но им это, видно, казалось необходимым. Не ради удовольствия же они этосделали.

– А свой, которого они убили?

– Генри несколько раз готов был убить Питерса. Мнесамому иногда хочется его убить.

– Да, такое бывает, – согласился Томас Хадсон.

– Я просто не думаю обо всем этом, вот оно меня и небеспокоит. А ты вместо того, чтобы изводить себя беспокойными мыслями, лег бы ипочитал. Раньше ведь ты всегда так делал.

– Сегодня я буду спать. Вот станем на якорь, я почитаюи усну. У нас есть в запасе четыре выигранных дня, хоть оно и незаметно. Теперьот нас требуется только одно: искать как следует.

– Рано или поздно они попадут к нам в руки – не к нам,так к другим, – сказал Ара, – Не все ли равно? У нас есть своягордость, но это гордость особая, о которой люди понятия не имеют.

– Да, я и забыл, – сказал Томас Хадсон.

– Это гордость без тщеславия, – продолжалАра. – Дерьмо ей брат, неудача – сестра, а со смертью она в законномбраке.

– Велика должна быть сила такой гордости.

– Очень велика, – сказал Ара. – Ты о ней незабывай, Том, и не изводи себя попусту. У нас тут у всех эта гордость есть,даже у Питерса. Хоть я и не люблю Питерса.

– Спасибо тебе за твои слова, – сказал ТомасХадсон. – Мне иногда, правда, до того невтерпеж становится, думаешь, хренс ним со всем.

– Том, – сказал Ара. – У человека только иесть что гордость. Бывает, ее у него слишком уж много, и тогда это грех. Радигордости все мы иногда делаем то, что кажется невозможным. А мы идем на это. Нонужно, чтобы гордость была подкреплена разумом и осмотрительностью. Тебе сейчасэтого недостает, и я прошу тебя: будь осмотрителен. Ради нас и ради судна.

– Кого это нас?

– Всех нас.

– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Крикни,чтоб тебе принесли твой бинокль.

– Том, пойми меня.

– Я понял. И очень благодарен тебе. Я сегодня насовесть поужинаю и буду спать сном невинного младенца.

Аре не стало смешно от этих слов, а он всегда думал, чтосмешное должно быть смешным.

– Постарайся, Том, – сказал он.

Они бросили якорь с подветренной стороны Кайо Круса в бухтемежду двумя островами.

– Бросим-ка еще другой якорь, раз уж будем здесьстоять! – крикнул Томас Хадсон своему помощнику. – Не нравится мнездешний грунт.

Помощник пожал плечами и наклонился над вторым якорем, аТомас Хадсон подал судно немного вперед, против течения, глядя, как травянистыйберег медленно скользит мимо борта, а потом дал задний ход и выждал, покавторой якорь не зарылся как следует в песок. Судно теперь стояло носом к ветру,а зыбь отлива бежала мимо. Даже в этом укрытом месте ветер был довольно силен,и Томас Хадсон понимал, что, когда отлив сменится приливом, судно повернетбортом к волне.

– Ну и черт с ним, – сказал он. – Пусть егопокачает.

Но помощник тем временем спустил шлюпку, и сейчас они ужетравили кормовой якорь. Томас Хадсон увидел, что этот якорь, маленький«дэнфорт», был сброшен с таким расчетом, чтобы удержать катер носом к ветру,когда начнется прилив.

– Уж привесили бы заодно еще парочку, – крикнулон. – Тогда его можно было бы выдать за особой породы паука.

Помощник ухмыльнулся.

– Давай к борту. Я поеду на берег.

– Нет, Том, – сказал помощник. – Пусть Ара иВилли едут. Я перевезу их на берег. А потом вторую партию – в Мегано. Хочешь,чтобы они взяли с собой ninos[113]?

– Нет. Будьте учеными.

Я мирюсь с тем, что мною вертят как хотят. Это, пожалуй,значит, что мне и в самом деле надо отдохнуть. Беда только в том, что я иусталости не чувствую и спать мне не хочется.

– Антонио, – позвал он.

– Да? – откликнулся помощник.

– Я возьму надувной матрац, и две подушки, и хорошийкоктейль.

– Какой именно?

– Джин с кокосовой водой, с ангостурой и лимоном.

– А, «Томини», – сказал помощник, обрадованныйтем, что Томас Хадсон опять захотел выпить.

– И притом двойной.

Генри забросил на мостик надувной матрац и сам поднялсяследом, держа под мышкой книгу и журнал.

– Тут ты за ветром, – сказал он. – Хочешь, яраздвину немного брезент для вентиляции?

– С каких это пор со мной такие нежности?

– Том, мы посоветовались и все решили, что тебе нужноотдохнуть. Ты так себя загонял, никто бы не выдержал. И ты не выдержал.

– Чушь, – сказал Томас Хадсон.

– Может быть, – сказал Генри. – Я говорил им,что, по-моему, ты в форме и можешь еще держаться и дальше. Но другиебеспокоятся, и они меня убедили. А ты попробуй разубедить. Но сейчас дай себевсе-таки передышку.