Ведьмин огонь - Джеймс Клеменс

У всех существовали на то свои причины: Мерик считал своим долгом защищать наследницу престола, Нилен — выполнить волю умирающего пророка, Крал собирался в поход в поисках отмщения, Могвид и Фардайл — чтобы снять проклятие, а Толчук — чтобы удовлетворить требования светящегося камня.

Но о крови, навек связавшей теперь всех, не говорил никто.

Елена подставила лицо солнцу и постаралась забыть обо всем. Она медленно поднималась к Тропе Духов, и холод пробирался под шубу. Но девушка знала: как бы ни было трудно, она с остальными должна пройти этот путь, пройти ради тех, кто умер во имя ее — и ради тех, кто жив, чтобы показать им, что она достойна их любви.

Она пройдет этой тропой и ради родителей, и ради тети и дяди, и ради брата, так таинственно и страшно исчезнувшего на улицах Винтерфелла.

Девушка вытерла слезу, прежде чем та успела застыть, и пошла дальше, в тысячный раз думая о том, что же стало с ее братом.

— Подойди ко мне, мальчик, — проворчал Грешюм, открывая платяной шкаф и снимая с плечиков белую робу.

Брат ведьмы молчал, и только пена пузырилась в углах его сжатого рта. Он смотрел на мага, ожидая его приказаний, не пытаясь ни сопротивляться, ни убегать. Магия Грешюма все еще держала Джоаха в повиновении.

Грешюм посмотрел на истощенное лицо юноши — он, кажется, забыл приказать ему есть! Маг нахмурился. Нельзя допустить, чтобы парень умер, он еще должен сослужить свою службу.

Надев робу через голову, маг опустил на лицо капюшон и набросил на плечи синее покрывало, дабы обозначить, что носит обет молчания, чтобы их никто не беспокоил, когда они пойдут к покоям претора. С пристрастием осмотрев наряд в зеркале, Грешюм нахмурился и опустил голову еще ниже, и лицо его совсем спряталось в тени. Удовлетворенный, наконец, старый маг повернулся к дверям дортуара:

— Следуй за мной, — приказал он и открыл двери. Джоах, тяжело шаркая, сделал пару шагов следом за магом, и они вышли в коридор. Он был пуст, но Грешюм упорно не поднимал головы — слишком много глаз следит за этими коридорами. Незакрытое лицо мальчишки, впрочем, не должно возбудить ничьих подозрений, поскольку он выглядит, как десятки других слуг; лишь рот у него сжат чересчур крепко. Ничего, все примут его просто за тупицу и не станут задавать никаких вопросов.

Грешюм шел уверенно и быстро, не нуждаясь в том, чтобы поднимать голову и находить дорогу. Вот старик поднялся по лестнице неподалеку от кухонь и по запыленному переходу направился в другое крыло здания. Наконец, пройдя множество путаных переходов, он попал в самую старую часть Эдифайса. Теперь при каждом его шаге тучей взметалась пыль, лежавшая здесь веками. Добравшись до ступеней, ведущих в западную башню, названную по имени ее единственного обитателя Копьем Претора, старик остановился, прочистил от пыли нос и отряхнул одеяние.

Юноша, как автомат, остановился у него за спиной. Из носа у него капало.

— Стой, — приказал ему Грешюм и, не оглядываясь, уверенный в исполнении своего приказа, стал один подниматься по бесконечным ступеням, вырезанным прямо в стене башни.

Наверху старый маг миновал двух стражников, которые были предупреждены хозяином о его прибытии. Грешюм даже не махнул им рукой, а просто надменно прошел мимо. В глазах стражников стояла смерть. Они оба были примерно в том же состоянии, что и юноша внизу, хотя и более тонком, ибо возможности Грешюма в этом отношении были значительно ниже преторских. Эти двое даже не подозревали, что их коснулась невидимая рука.

Грешюм добрался до последней площадки и приблизился к дубовой двери, обитой железом. Там стояли еще двое стражей с мечами в ножнах. Они даже не повели глазом при появлении старика, но только Грешюм поднял руку, чтобы постучать, тяжелая дверь открылась сама.

— Входи, — раздался голос изнутри, и Грешюм невольно пригнулся еще ниже при звуке этого голоса. Пригнулся не от страха, а лишь оттого, что голос этот абсолютно повторял его собственный, когда он приказывал что-либо мальчику внизу. «Он считает меня всего лишь слугой », — подумал с озлоблением Грешюм.

Маг вошел в зал основателя Братства и увидел хозяина стоящим у западного окна. Там, за стеклом, темная тень башни указывала на далекий берег. Претор смотрел на погребенные под водой останки когда-то гордого города Алоэ Глен и еще дальше, за море, за острова Архипелага, видневшиеся в воде, словно спины неведомых морских существ. И Грешюм знал, куда смотрит хозяин.

Он ждал. Дверь за ним захлопнулась и, по-видимому, оказалась тут же запертой. Теперь, не опасаясь больше соглядатаев, Грешюм откинул капюшон с лица.

В этом зале не было места секретам.

Но старый маг по-прежнему молчал, зная, что претор заговорит лишь тогда, когда будет готов, и потому сейчас можно было просто стоять и рассматривать его широкую спину. Только несколько людей знали претора в лицо. Как глава города и Братства он сменил свое подлинное имя на безликое звание претора. Это случилось очень давно, и день этот помнил теперь один только Грешюм.

Наконец, претор отвернулся от окна и посмотрел на пришедшего ясными серыми глазами, так напоминавшими глаза его брата.

— Я чувствую ее взгляд, — произнес он. — Ведьма ищет Книгу.

— Она придет сюда, — тихо произнес Грешюм. — Книга позовет ее.

Претор опустил голову, и тени черной энергии заскользили по его лицу, разливаясь блаженством.

— Мы должны быть готовы к ее появлению. Черное сердце должно получить ведьму.

Елена прошла последний поворот подъема, и сердце ее радостно забилось, увидев широкую тропу. Девушка ступила на нее со словами благодарности на устах. В лицо ей ударил сильный порыв ветра, но ветер быстро успокоился и, потрепав капюшон, совсем затих. С утра ветер был слаб, но она знала, что к вечеру над Зубами начнется настоящая буря.

Елена посмотрела на тропу. Ночью шел густой снег, и ни один след не нарушал его девственной белизны. Елена даже пожалела, что придется смять это снежное покрывало своими грубыми ботинками, но этим утром цель ее должна быть достигнута во что бы то ни стало. Глубоко вздохнув, отчего в воздух изо рта ушел серебристый комочек, девушка пошла по тропе к перевалу, ломая тонкий наст. Снег хрустел, словно сопротивляясь, и от этого скрипа у нее звенело в ушах.

К тому времени, когда Елена подобралась к перевалу, ноги ее были в снегу уже по колено, по телу тек пот, и девушка знала, что остановиться теперь никак нельзя, ибо она мгновенно продрогнет на ветру. И она шла, не позволяя себе передохнуть.

Но на самом перевале Елена все же остановилась и посмотрела на восток — и теперь, уставшая, в поту, боясь замерзнуть, она больше не жалела о подъеме. Перед ее взором открывалось безмятежное пространство гор, купавшееся в солнечных лучах свободно и привольно.

Утро было настолько ясным, что Елене казалось, будто она видит сам Великий Океан. Земля раскинулась перед ней в зимнем величавом сне, который простирал свои владения далеко вниз, на подножья холмов и долины. Но где-то там, далеко внизу, ближе к океану, все же виднелась, как обещание весны, тоненькая полоска зелени.