Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон

Как только он меня увидел, так сразу начал гнусавить: «Деньги!»

«Что-то ты изменился, Игнац, — сказал я. — Просишь „деньги“, а не „пенендзы“. Более того, ты вообще перестал говорить „пенендзы“. С чего бы это?»

Он вздохнул: «Что пользы, если я прошу „пенендзы“, когда их не дают? Как говорится в пословице: „Что пользы от того, что я знаю польский язык, если мне все равно не позволяют войти к министру?“»

Я подумал: «Этого Игнаца все подозревают в доносительстве, дай-ка я проверю, сколько в этом правды».

«Что ты думаешь о людях Шибуша, Игнац?» — спросил я.

«Все до единого попрошайки, — сказал он. И посмотрел на монету, которую я ему дал. — Поверь мне, господин, это первая монета, которую я получил на этой неделе. Теперь я смогу купить себе кусок хлеба».

«А кто приправит тебе этот кусок? — спросил я. — Городской священник?»

«Голод приправит», — ответил Игнац.

«Ну, тогда приятного аппетита», — сказал я и отправился в свою гостиницу обедать.

В зале опять сидел тот старик, у которого когда-то было много земель в деревне и много домов в городе, а теперь не осталось ничего, кроме долгов, которые требовали от него кредиторы. Ему уже дважды давали отсрочку в суде, заставляя клясться на Библии, а сейчас потребовали поклясться еще в каком-то месте.

Я смотрел на этого старика поверх своей тарелки. Перед ним стояла чашка чаю, которую хозяйка налила ему из жалости, и он сидел и дул на чай, хотя тот давно уже остыл. Рядом с ним сидел какой-то незнакомый мне человек. Человек этот произнес: «Был здесь у нас один знаток Торы, и, когда от него требовали клятвы, он шел так, словно его вызвали выполнять заповеди, и совершал омовение рук, а потом говорил: „Я вполне готов выполнить заповедь и поклясться в правде того, что я скажу“».

Старик отодвинул свою чашку: «Этот знаток Торы клялся честной клятвой, потому что другие хотели получить у него деньги, которые им не причитались. А я знаю, что я должен, и, если я поклянусь в том, что это не так, это будет ложная клятва, потому что все знают, что это не так».

«Так что же ты собираешься сделать?» — спросил собеседник.

Старик воздел руки к небу: «Не на кого мне опереться, кроме как на Отца моего Небесного, пусть бы забрал мою душу к Себе еще до того».

Собеседник грустно сказал: «Да, великую милость оказал Святой и Благословенный Своим творениям, когда даровал им возможность смерти».

Они вздохнули и тихо заплакали.

Сегодня, выйдя из гостиницы с намерением пойти в Дом учения, я увидел маленького Рафаэля, который лежал перед своим домом на соломенной подстилке. Солнце в Шибуше не заглядывает в дома бедняков, и, когда госпожа Бах хочет, чтобы ее сын порадовался солнечному свету, она выносит его наружу.

Рафаэль лежал на солнце и улыбался ему, ловил его в шапку и не давал уйти. Он уже несколько месяцев не видел солнца и теперь хотел его удержать.

Я думал было обойти его и пройти мимо. Во-первых, меня томило желание добраться наконец до Дома учения, а во-вторых, не хотелось отвлекать ребенка. Но когда я увидел его худые пальцы, освещенные солнцем, мое сердце наполнилось жалостью. Я подошел к нему и молча сел рядом. Он тоже молчал.

Я подумал, что нельзя просто сидеть и молчать, и спросил, не жарко ли ему. Он ответил: «Жарко. А тебе разве тоже жарко?»

Я сказал: «Солнце для всех одно и то же, как оно согревает одного, так оно согревает и другого».

Он рассудительно произнес: «Я думал, что раз ты из Страны Израиля, а в Стране Израиля солнце вдвое жарче, то, может, у нас тебе никакое солнце не достаточно жаркое».

«Человеку свойственно привыкать», — сказал я.

«А я думал, что тому, кто был там, всегда холодно здесь», — сказал Рафаэль.

«Почему ты так думал?»

«Не знаю».

«Ты не знаешь, а все-таки говоришь?»

«Нет, я знаю, но я не знаю, поймешь ли ты, если я тебе скажу».

«Все-таки скажи, дорогой, скажи».

«Нет, скажи ты».

«Как же я скажу, если я не знаю, что сказать?»

«Тогда я спрошу тебя что-то другое. Где красивее — там или там?»

«Как это понять, Рафаэль, — там или там? Может, ты хотел спросить — там или здесь, то есть в Стране Израиля или в Шибуше?»

«Нет, — возразил Рафаэль. — Я сегодня читал в книжке про реку Самбатион[244], и про десять колен, и про детей Моисея[245], и я спрашиваю, где красивее — там или в Стране Израиля?»

Я сказал: «Ты спрашиваешь то, что и так очевидно. Ведь сами десять колен и дети Моисея все свои дни надеются взойти в Страну Израиля, и, если бы не окружил их Святой и Благословенный рекой Самбатион, они бегом бы побежали туда. Но Самбатион-река всю неделю течет, и спешит, и несет камни, и не дает человеку пройти, а в субботу, когда она отдыхает, они не могут ее перейти, потому что они очень благочестивые люди и соблюдают субботу. А ты спрашиваешь, где красивее. Конечно, в Стране Израиля!»

Мальчик задумчиво произнес: «А я думал, что раз на них там другие народы не налагают свое ярмо и царь не держит их в рабстве, то у них там красивее».

Я сказал: «Это верно, они не знают ни ярма, ни рабства, но они не знают и радости Страны Израиля, потому что эта радость познается только в самой Стране Израиля».

Он опять спросил: «Неужели там действительно нет ярма?»

«Разве ты не читал об этом в книжке?»

«И другие народы им не завидуют?»

«Еще как завидуют. И поэтому идут на них войной».

«Так же, как здесь? Как в нашем городе, когда пришли другие народы и сражались один с другим и поубивали друг друга?»

Я погладил его по щеке: «Как это ты уподобляешь сыновей нашего учителя Моисея народам других стран? Ведь они святы и чисты. Упаси их Господь пролить кровь и осквернить свою душу».

Рафаэль спросил: «Но если они такие святые, что же они делают, когда к ним приходят другие, чтобы их убить?»

Я ответил: «Они делают себе палки из магнитного камня, и, когда враги приходят к ним, они выходят против них со своими палками и вытягивают оружие из рук врагов. А когда враг видит, что у него нет оружия, он берет ноги в руки и бежит прочь. А кто не успел убежать, идет к правителю сынов Моисеевых, кладет голову на порог его дома и говорит: „Душа моя в твоих руках, господин, сделай со мной то, что я хотел сделать с тобой“. А наш правитель выходит из своего дома, воздевает руки вверх и говорит: „Узрит Господь твои муки и наставит тебя на путь истинный“».