Все романы в одном томе - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

вон там, где сейчас стоит летний дом. – Старик показал на большой цветник, на глаза навернулись слезы, и голос дрогнул. – Мне приходят в голову разные мысли… по-моему, тебе следует больше думать о будущем. Нужно быть… более уравновешенным и целеустремленным… – он замолчал, подыскивая нужное слово, – проявлять больше трудолюбия, что ли…

Тут выражение его лица переменилось, захлопнувшись, словно капкан, и когда Адам Пэтч снова заговорил, от былой мягкости в голосе не осталось и следа.

– Кстати, я был всего на два года старше тебя, – проскрипел дед с хитрым смешком, – когда отправил в богадельню троих членов правления компании «Ренн и Хант».

Энтони вздрогнул, окончательно смутившись.

– Ладно, прощай, – неожиданно заявил Адам, – а то опоздаешь на поезд.

Энтони покидал дедовский дом с чувством величайшего облегчения, испытывая странную жалость к старику. И не из-за того, что богатство не могло вернуть «ни молодость, ни хорошее пищеварение», а потому, что он попросил Энтони устроить свадьбу у себя в доме, а еще потому, что дед забыл некоторые подробности, касающиеся свадьбы собственного сына, которые следовало помнить.

Ричард Кэрамел, являющийся одним из шаферов, в последние недели доставил Энтони и Глории немало неприятностей, постоянно перетягивая на себя всеобщее внимание. «Демонический любовник» вышел в свет в апреле и сразу же вмешался в плавное течение их романа, как вмешивался, можно сказать, во все, с чем соприкасался его автор. Произведение представляло собой в высшей степени самобытное и довольно витиеватое и затянутое описание похождений некоего донжуана из нью-йоркских трущоб. Как еще раньше отметили Энтони и Мори, а впоследствии и наиболее благосклонно настроенные критики, во всей Америке не нашлось писателя, который с такой мощью описывал полные первобытной грубости нравы этого общественного слоя.

Некоторое время книга лежала на полках, а потом неожиданно «пошла». Издания, сначала малым тиражом, а потом все больше и больше, следовали одно за другим чуть ли не каждую неделю. Представитель Армии спасения объявил книгу циничным искажением всех тенденций духовного подъема, которые имеют место среди обитателей «дна». Хитроумные рекламные агенты распустили не имеющий под собой почвы слух, что «Джипси» Смит возбуждает уголовное дело о клевете, так как один из главных героев романа является уродливой карикатурой на него самого. Книгу изъяли из публичной библиотеки в Берлингтоне, штат Айова, а некий обозреватель одной газеты на Среднем Западе намекнул, что Ричард Кэрамел находится в лечебнице с приступом белой горячки.

Автор «Демонического любовника» действительно проводил дни в состоянии восторженного помешательства. О чем бы ни шел разговор, три четверти времени отводилось его книге. Ричарду не терпелось ознакомить всех с «последними новостями». Он заходил в магазин и громким голосом заказывал несколько экземпляров с доставкой на дом, и все это делалось ради капли внимания со стороны продавца или покупателя. Он точно знал, в какой части страны продажи идут лучше всего и какие поправки он внес в каждое переиздание. При встрече с людьми, которые книги не читали, а случалось это чаще, чем хотелось, или вовсе о ней не слышали, Ричард погружался в глубокое уныние.

Таким образом, Энтони и Глория, обуреваемые завистью, пришли к естественному выводу, что Ричард Кэрамел превратился в страшного зануду, которого распирает тщеславие. К большой досаде Дика, Глория публично хвасталась, что не читала «Демонического любовника» и не собирается этого делать, пока не прекратятся все споры по поводу романа. Собственно говоря, сейчас ей не хватало времени на чтение, так как словно из рога изобилия посыпались свадебные подарки, сначала тонким ручейком, превратившимся вскоре в бурную лавину. Они были разными, от безделушек, присланных забытыми друзьями семьи, до фотографий преданных забвению бедных родственников.

Мори подарил набор для вина тонкой работы, состоящий из двух серебряных бокалов, шейкера для коктейлей и нескольких отверток. Дик раскошелился на более традиционный подарок – чайный сервиз от Тиффани. Джозеф Блокмэн прислал простые изящные дорожные часы с открыткой. Даже Баундс подарил мундштук, чем растрогал Энтони до слез. Действительно, любое проявление чувств, не считая истерики, было вполне уместным для этих людей, сраженных видом дани, приносимой установленным традициям. Отдельная комната в отеле «Плаза» ломилась от подношений, присланных товарищами по Гарвардскому университету и компаньонами деда, памятных вещиц о днях, проведенных Глорией в колледже Фармоувер, и довольно трогательных подарков от бывших поклонников. Последние сопровождались понятными лишь посвященным, полными меланхолической грусти открытками наподобие «Думал ли я…», «Разумеется, я желаю вам огромного счастья…» или даже «Когда вы получите это послание, я буду на пути в…».

Самый щедрый дар принес наиболее горькое разочарование – презент от Адама Пэтча в виде чека на пять тысяч долларов.

К большинству подарков Энтони не проявлял интереса, полагая, что теперь в течение последующих пятидесяти лет им придется следить за переменами в семейном статусе всех знакомых. Зато Глория бурно радовалась каждой вещи, разрывая упаковочную бумагу и копошась в стружках с хищной алчностью собаки, которая пытается вырыть из земли кость. Затаив дыхание, она хваталась за край ленты или металлическую кромку и наконец извлекала на свет весь предмет и принималась его придирчиво изучать, при этом ее серьезное лицо не выражало ничего, кроме сосредоточенного интереса.

– Взгляни, Энтони!

– Чертовски мило!

Ответ он получал только через час, когда Глория представляла скрупулезный отчет о своих впечатлениях относительно подарка, насколько бы он выиграл, если бы был меньше или больше размером, удивил ли ее, и если да, то до какой степени.

Миссис Гилберт без устали обставляла воображаемый дом молодых супругов, распределяя подарки по разным комнатам, сортируя их как «хорошие часы, но не самые лучшие» или «серебро на каждый день» и приводя Энтони и Глорию в смущение шутливыми намеками на комнату, которую называла детской. Миссис Гилберт обрадовалась чеку от старого Адама и впоследствии определила, что у него «по-настоящему древняя душа». Поскольку Адам Пэтч так и не решил, что она имеет в виду, его прогрессирующее старческое слабоумие или свои личные способности к ясновидению, нельзя сказать, что слова дамы доставили ему удовольствие. В разговоре с Энтони он всегда называл ее «старуха мать», будто миссис Гилберт была персонажем комедии, которую он уже неоднократно видел. Что касается Глории, он не мог прийти к определенному мнению. Девушка ему нравилась, но, по словам самой Глории, старик считал ее ветреной и потому опасался хвалить.

Пять дней! На лужайке в Тэрритауне уже строилась эстрада для танцев, и был заказан поезд, чтобы доставить гостей из Нью-Йорка и отвезти обратно.

Дневник

Глория уже облачилась в голубую шелковую пижаму и стояла у кровати, положив руку на выключатель