Все люди - враги - Ричард Олдингтон

— Значит, я должна буду фактически одна содержать квартиру! — сказала с возмущением Маргарит.

— Но ведь эту квартиру мы только потому и нанимаем, что ты непременно хочешь проводить большую часть года в Лондоне, — сказал Тони твердо. — Если бы ты согласилась на мое предложение, мы могли бы отказаться от этой квартиры и жить гораздо экономнее. Но не стоит об этом говорить. Я не нахожу, что поступаю несправедливо. Затем есть еще восемьсот фунтов, которые я получил за наш загородный дом.

По правде говоря, эта сумма должна бы принадлежать лично мне, так как я купил дом на свои деньги, но я положил четыреста фунтов на твой счет, и ты можешь распорядиться ими по своему усмотрению — вложить их в дело или купить себе автомобиль, о котором давно мечтаешь. Свои четыреста фунтов я оставляю себе, на всякий случай. Тебе все ясно?

— Ну да, я вижу, что ты все недурно для себя устроил, — сказала Маргарит, тщетно пытаясь к чему-либо придраться. — Но предположим, я откажусь принять твои условия?

— Разумеется, ты можешь наделать долгов от своего имени, — сказал Тони холодно, — но предупреждаю тебя заранее, что я очень скоро сумею положить этому конец. Заметь, пожалуйста, что я отдаю тебе больше трети своего дохода, то есть больше, чем ты получила бы по закону в случае развода. К тому же закон предусматривает охрану прав женщин, у которых отсутствуют личные средства, а не тех, которые имеют самостоятельный доход.

Последний аргумент, видимо, подействовал на Маргарит — несколько минут она молчала. Потом подняла на него глаза и сказала отрывисто:

— Значит, по-твоему, я дрянь, Тони? Ты ненавидишь меня?

— Нет, нет, — возмущенно запротестовал Тони. — Я тебя совсем не ненавижу, но не могу скрывать ни от себя, ни от тебя, что мы постепенно отходим друг от друга все дальше и дальше, в особенности в последний год. По-видимому, с твоей стороны было вполне естественно предположить, что я нашел себе другую женщину, но уверяю тебя — это не так. А если я кого-нибудь найду, — шутливо добавил он, — сейчас же сообщу тебе.

— Тогда что же ты имеешь против меня? Почему ты хочешь жить врозь?

— Я ничего не имею против тебя, кроме того, что ты это ты, а я это я. И потом у нас с тобой такие разные запросы, что мы не можем удовлетворить их, живя вместе. Если я все время буду жить по-твоему, то буду чувствовать себя угнетенным. Ты будешь чувствовать себя такой же несчастной, если постараешься жить по-моему.

— Если ты так относишься ко мне, зачем же ты на мне женился?

— Этот вопрос, Маргарит, всегда могут задать люди, попавшие в неприятное положение, подобно нашему. Они его обычно и задают. Разве я не мог бы с таким же успехом спросить тебя об этом? И не лучше ли каждому из нас спокойно и мирно идти своим путем, вместо того чтобы приносить себя кому-то в жертву, как это часто случается при замужестве.

В конце концов у нас нет детей и нам не приходится с этим считаться.

— Нет, — сказала с горечью Маргарит, — от этого ты постарался себя обезопасить.

— И ты тоже, — мягко ответил он. — Мы неизбежно пришли бы к тому же самому, и тогда нам в самом деле было бы очень тяжело продолжать жить в фиктивном браке ради детей, тем более что такие дети всегда бывают несчастливы. Кроме того, ты была согласна со мной, что мы не можем взять на себя ответственность иметь детей в условиях общества, которое явно обречено на гибель. Еще одна война, и все полетит к черту.

— А может быть, войны и не будет.

— В той или иной форме, даже, если это будет война людей против их собственных машин, она неизбежна.

Они немного помолчали, потом Тони сказал:

— Возможно, мы были оба неправы, а может быть, я был неправ. Наверное, бездетный брак всегда ошибка. Я не знаю. Но после войны я определенно не хотел иметь детей. Мне приходят на ум многие» может быть «. Может быть, наш брак никогда не был настоящим браком и такие люди, как я, искалеченные войной, уже неспособны жить с женщиной. Может быть, в нашем случае мы просто жертвы сексуальных предрассудков, и нам следовало сойтись и быть любовниками, когда мы были вместе в Париже, а затем разойтись. Может быть, что-то оставшееся тогда незавершенным в наших отношениях заставило нас искать новой встречи и привело к тому, что мы заключили контракт на всю жизнь, вместо того чтобы удовольствоваться трехмесячной идиллией.

— Ты очень откровенно доказываешь мне сейчас, что тебе вовсе не следовало на мне жениться.

— Нет, нет. У меня нет никого, по крайней мере среди живых, на ком бы я хотел жениться. Но все это ужасно грустно, так грустно!

И ему в самом деле было грустно, потому что он ясно сознавал, что действительно расстается с Маргарит. Хотя он и вернется к ней и они будут встречаться и жить вместе в Лондоне по нескольку месяцев в году, он знал, и оба они это знали, что брак их был полной неудачей, и он, во всяком случае, откровенно в этом признавался.

Тони был так поглощен своими мыслями, что до него едва дошло несколько язвительное замечание Маргарит:

— Может быть, тебе тяжело, потому что твоя совесть подсказывает, что ты поступаешь дурно.

— Нет, — сказал Тони, уловивший только слова» поступаешь дурно «. — Я знаю, что это не так. Насколько я могу заглянуть в самого себя, я вижу, что поступаю правильно. И в то же время — это может показаться смешным, даже суеверным, — я чувствую, как меня что-то толкает, какая-то громадная непреодолимая сила.

— Хорошо, — сказала Маргарит, не обращая внимания на его последние слова, — я готова поверить тебе, что ты едешь не для встречи с другой женщиной. Но, мне кажется, я имею право просить тебя объяснить, — почему ты так внезапно возненавидел меня, моих друзей и мой» образ жизни «, как ты выражаешься.

Это было вполне разумное требование, настолько разумное, что Тони чуть ли не с отчаянием сказал:

— Вот уже несколько месяцев все просят меня объяснить это. Но ведь это не так просто, как дважды два четыре, это нельзя уложить в какие-то социальные или финансовые нормы. Это касается того неуловимого, что в глубине моего» я» борется за свое существование.

— Боюсь, что я не понимаю тебя, — сказала с иронией Маргарит, — скорее всего это просто какая-то галиматья, которой ты пытаешься прикрыть свое намерение поступить как величайший эгоист.

— Эгоист! Мне кажется, только эгоист мог бы так истолковать мои слова. Я не стал бы просить тебя покончить ради меня самоубийством и не назвал бы тебя эгоисткой, если бы ты отказалась.

— Значит, ты хочешь сказать, что совместная жизнь со мной — это самоубийство? Спасибо.

— Да нет! Я вовсе не хочу этого сказать. Но продолжать жить той жизнью, которой я жил до прошлого года и которая кажется мне недостойной и нечестной, — это своего рода самоубийство. И ты сама, Маргарит, живя с таким человеком, будешь чувствовать себя более несчастной, чем без него.

— Хорошо, а что же это за жизнь, какой хочешь жить ты?