Черная вдова - Анатолий Безуглов

— Когда?

— Вчера, — с улыбкой ответил Игорь Андреевич.

— Хорошо, я сейчас же дам команду разыскать Кичатова, а уж он сам найдёт тебя. Лады?

— Лады, — сказал Чикуров и попрощался с хозяином кабинета.

Следующим пунктом, куда направился Чикуров, было Министерство строительства. Но только чтобы попасть в него, он потерял драгоценные полчаса: по служебному удостоверению его не пустили, потребовали заказать пропуск.

Когда наконец пропуск был выписан, Чикуров поднялся на лифте и вошёл в приёмную. Но министра на месте не было. Его помощник ясно дал понять следователю, что с «самим» Игорю Андреевичу встречаться незачем, достаточно побеседовать с кадровиком.

— В крайнем случае — с первым замом, товарищем Паршиным, — закончил помощник.

Чикуров выбрал «крайний случай».

Паршину было около пятидесяти. Голова гладкая, как биллиардный шар. И брови у замминистра были такие светлые, что разглядеть их можно было с большим трудом.

Замминистра встретил следователя чрезвычайно любезно. Узнав, что речь пойдёт о Варламове, Паршин позвонил в отдел кадров и попросил принести личное дело погибшего, что и было тут же сделано.

— Что же все-таки произошло с Кимом Харитоновичем? — спросил он.

— Вот это мы и выясняем, — ответил Чикуров, доставая бланк протокола допроса свидетеля.

Паршин, покосившись на бланк, заметил:

— Вначале у вас было желание просто поговорить, а теперь, как я вижу, намереваетесь допросить меня?

— Таков порядок, — объяснил следователь. — Я должен зафиксировать нашу беседу соответствующим образом.

Любезная улыбка исчезла с лица замминистра. Он строго посмотрел на Чикурова, словно хотел спросить, согласован ли вопрос, и если да, то с кем? Но раздумал и, дав указание секретарю ни с кем не соединять его по телефону, сухо произнёс:

— Что вас интересует?

— Расскажите, пожалуйста, о Варламове.

Паршин раскрыл папку с личным делом умершего, и потекли официальные округлые фразы. Схематично биография Варламова выглядела так: школа, институт, затем планомерное восхождение от мастера участка через все промежуточные начальственные должности до заместителя министра.

Заключительным аккордом прозвучало:

— Окончил народный университет марксизма-ленинизма, являлся активным пропагандистом. Идейно выдержан, в быту замечаний нет.

«Да, биография выглядит образцово-показательно, хоть сейчас в хрестоматию», — подумал Чикуров.

— Знаете, хотелось бы услышать, что он за человек? Ну, какой у него характер? — спросил следователь.

— Характер… — повторил замминистра, поглаживая лысый череп. — Какое теперь имеет значение? — Он вздохнул. — Кима Харитоновича нет, и копаться…

— Поймите, я не ради праздного любопытства! Варламов погиб при довольно загадочных обстоятельствах. Для установления истины все важно, все имеет значение! — убеждал Игорь Андреевич, жалея, что поспешил с бланком. Можно было оформить протокол и после.

— Говорите, загадочных? — переспросил Паршин.

— Вот именно, многое пока неясно. — Следователь демонстративно отложил ручку, как бы приглашая говорить «не для протокола». — Как давно вы знаете Кима Харитоновича?

— Давненько. С того времени, когда он ещё начальником СМУ работал. — Замминистра немного расслабился, откинулся на спинку кресла. — На него всегда можно было положиться. Если скажет «сделаю», то разобьётся в лепёшку, но своё слово сдержит. Никогда не ныл, не жаловался на так называемые объективные обстоятельства, что поставщики подводят и так далее. Держал подчинённых во! — Паршин показал крепко сжатый кулак. — Его подразделение всегда было в передовых. Ну, естественно, премии, дополнительные квартиры, путёвки в санатории, загранку и прочие блага. Зато уж с лодырями и разгильдяями не церемонился! Гнал взашей!

— Значит, имел недоброжелателей? — уточнил Чикуров.

— Недоброжелателей, — усмехнулся Паршин. — Мягко сказано! Тут премию урежешь или лишишь «тринадцатой зарплаты» — злобы не оберёшься. А если уволишь пьяницу или лентяя — враг на всю жизнь!

— Вы можете назвать кого-нибудь конкретно? — спросил следователь.

— Конкретно не знаю, — ответил Паршин. — Но что Варламову старались насолить, это факт. Анонимки строчили и министру, и в Совмин, и в ЦК, что, мол, груб. А стали проверять — просто требователен. И правильно: не будешь спрашивать с подчинённых, плана не видать как своих ушей. А план, как вы знаете, для нас закон!

— Ещё в чем обвиняли Варламова анонимщики? — продолжал расспрашивать Чикуров.

— Что с его ведома был принят объект, который не был закончен.

— Подтвердилось?

— К сожалению, да, — кивнул Паршин и добавил: — Но когда это было? Три года назад. Три! — поднял он палец. — Тогда почти все объекты сдавали подобным образом! Но не по своей воле, сами отлично знаете…

— Липа есть липа, — пожал плечами Игорь Андреевич.

— А у вас её мало было? — заметил с усмешкой Паршин. — Ходили в безгрешных. Прямо ангелы. А что теперь пишут о правоохранительных органах? Такого-то арестовали ни за что ни про что, такого-то, наоборот, освободили от наказания, а ему место в Сибири! А в Белоруссии и вовсе отчубучили: оказывается, расстреляли невиновного, а настоящий убийца продолжал гулять на свободе. — Он переложил личное дело Варламова с одного места на другое.

— Так что, уважаемый товарищ следователь, ещё не знаем, чья липа, как вы изволили выразиться, страшнее.

— Любой обман страшен, — согласился Игорь Андреевич. — И у вас, и у нас. Везде! Но продолжим о Киме Харитоновиче. За что ещё его критиковали?

— Ко всему цеплялись, — махнул рукой Паршин. — Что было и чего не было.

— И относительно женщин? — закинул удочку следователь, вспомнив сообщение из Южноморска, что погибший попал в какую-то историю с местной проституткой.

— Вы имеете в виду выступление инженера Золотухина на партсобрании? — задал встречный вопрос замминистра.

«Кажется, попал в точку», — понял следователь.

— Хотелось бы знать об этом подробнее, — сказал он.

— Пожалуйста, — откликнулся замминистра. — Хотя до сих пор не знаю, чем оно больше продиктовано, политической безграмотностью или же личной корыстью… Понимаете, коммунисты министерства собрались сразу после двадцать седьмого съезда партии. Собрались, чтобы послушать его делегата, нашего министра. Сообщение было очень интересное. Чрезвычайно! Что вам говорить, съезд исторический… Какие дебаты начались на собрании! Выступали страстно, ярко, полемически. И вдруг поднимается на трибуну Золотухин. Начал он тоже по существу, но потом такое понёс! Ей-богу, стыдно за него было. В зале росло возмущение, а секретарь парткома, который вёл собрание, вместо того, чтобы одёрнуть Золотухина, осадил тех, кто справедливо негодовал по поводу инсинуаций инженера.