Отражения - Мария Николаевна Покусаева

замолчала и поднесла чашку к губам, не отрывая от меня взгляд, словно приглашала к ответу и ждала его.

Кресло казалось мне жутко неудобным. По голым щиколоткам шел холодок. Я подумала о безглазой кошке, которая осталась за дверью, и поежилась.

Что я могла рассказать Антее, чтобы не выдать некоторые тайны, о которых она могла и не знать? К примеру, о том, почему я ношу амулет из хрусталя. Или о чтении мыслей. Или о волшебных зеркалах, которые могут быть дверью или окном, если кому-то это вдруг потребовалось.

Как быстро она увидит в моих глазах отражение лжи?

А если я скажу правду – не попытаются ли ее использовать против меня?

Я с ужасом поняла, что не доверяю той, кого мне выбрали в наставницы. Пришлось сглотнуть скопившуюся во рту слюну и попытаться не врать, а мягко обходить некоторые моменты.

– Я пыталась позвать Кондора, – призналась я. – Я испугалась.

– И как же, леди Лидделл, вы хотели это сделать? – Антея подалась вперед.

– С помощью зеркала, – сказала я. – В доме, куда я попала, было только одно зеркало. Работа мастера Вертиго. Очень… необычное. А у меня есть кое-что, – я не стала уточнять, что именно. – Что дель Эйве дали мне на случай, если мне понадобится помощь.

– А ваш сопровождающий, – Антея наклонила голову и посмотрела на меня исподлобья. – Он оставил вас?

– Ему пришлось выйти из зала, – ответила я, на секунду замявшись. – Проводить леди Айвеллин.

– Той, которая пела каэрийские песни?

Я кивнула.

– Так, – сказала Антея, и это значило: «продолжай».

– А я не выдержала общества друзей его высочества и сбежала. К зеркалу мастера Вертиго.

Фиолетовые отблески и каменные улыбки, крылья и ладони, сделанные так искусно, что рой фэйри кажется живым, – в этом было что-то от магии. Что-то, сбивающее с толку, иллюзия, инструмент фокусника, отблеск настоящего волшебства, зажигающий воображение – непредсказуемую силу, без которой магия не прорастет в мир.

– Я увидела в зеркале не Кондора, а девочку. Блондинку с разными глазами, – сказала я. – Она держала в руках свечу, а потом задула ее. И после этого что-то случилось со мной, а потом пришел Феликс и…

– Вы попытались от него защититься, – улыбнулась Антея.

– Вроде того. Я хотела разбить зеркало, – вспомнила я. – А он остановил меня, потому что работа Вертиго стоит, кажется, дороже, чем моя жизнь.

– Ваша жизнь дороже, поверьте, – она откинулась на спинку кресла и вздохнула. – Угощайтесь. Пейте чай, завтракайте, набирайтесь сил. Та девушка, – добавила она, поставив локоть на подлокотник и подперев щеку пальцами. – Она не показалась вам знакомой?

Я замерла, держа пирожное, и попыталась вспомнить лицо, которое видела с другой стороны стекла.

– Самую малость, – ответила я и потянулась к чашке. – В тот момент я не слишком думала об этом, простите.

– Но запомнили, что у нее разные глаза? – Антея наклонила голову к плечу.

– Это сложно не заметить, если стоять нос к носу с кем-то.

– Разные – по форме или по цвету?

– По цвету, – я почувствовала в ее голосе что-то, напоминающее насмешку – какая вы несообразительная, леди Лидделл! – и отпила из чашки, чтобы получить возможность на время помолчать.

Чай оказался холодным.

Не знаю, успел он остыть за то время, пока меня ждали, или это был какой-то фокус, потому что мне пару секунд назад казалось, что фарфор согревал мои пальцы. Я подняла удивленный взгляд на Антею.

– Чай остыл? – спросила она с кошачьей мягкостью. – Досадно, моя дорогая. Попробуешь согреть его сама?

Я не сразу поняла, о чем она.

– В смысле, магией?

Антея пожала плечами:

– Можешь засунуть чайник в камин, конечно. Но у нас с тобой, кажется, сегодня должен был быть урок, ведь так?

Она вытянула босые ноги вперед, лениво потягиваясь, наслаждаясь и утром, и моей растерянностью, и всей этой игрой.

Я обхватила чашку ладонями и посмотрела в нее. Несколько мелких чаинок плавало на дне, как песчинки. Чай покачивался, по его поверхности шла легкая рябь: у меня тряслись руки.

Я вздохнула.

Магия вызывала у меня оторопь. Пока я сидела над книгами, изучая непонятную, путаную теорию, магия была почти привлекательной. Волшебство в руках Кондора, рассказы Присциллы, легенды и тайны вокруг Галендора – все это не теряло очарования даже после того, как я увидела жестокую Изнанку мира и то, что обитает в ней.

Но моя воля робела там, где я должна была ее применять, и каждый раз я останавливалась перед собственной магией, как трусливая идиотка. Замирала, вжимая голову в плечи.

– Слишком хорошие ученицы, леди Лидделл, боятся сделать что-то неправильно, – мягкий голос Антеи коснулся слуха, как теплый ветер касается кожи. – Но мы работаем с явлением, природа которого не предполагает неправильного как концепции. Ни магия, ни жизнь не похожи на задачу в школьной книге. Их нельзя сделать правильно. В них вы принимаете решения и отвечаете за последствия.

Я вздрогнула.

Чаинки суетливо затанцевали в чашке.

– Это намек на то, что вчера я совершила ошибку?

– Вы сделали то, что сделали, – Антея переплела лодыжки. – Поступи вы иначе, вы не были бы собой. Не ждите от меня ни похвалы, ни осуждения, я здесь не для того, чтобы заниматься вашим воспитанием. Так что там с чаем?

С чаем не было ничего.

Я обхватила чашку ладонями и попыталась представить тепло. То, как почти горячий фарфор касается кожи. Как меняется вкус и запах, когда чай нагревается. Мысли то и дело скатывались во что-то другое. Злится ли Кондор и знает ли он, где я? Вернулся ли он вообще? Куда делся Ренар? Вдруг Блэкторн забрал его и сейчас выясняет, что вчера случилось?

Ладони Антеи легли поверх моих, сухие, с худыми пальцами, на которых не было колец.

– Давайте попробуем вместе, – сказала она. – Почувствуйте тепло, моя маленькая ледяная фея.

Легче не стало, совсем.

От Антеи пахло влажной землей, ладаном и самую малость – бхартским табаком, так же, как у меня в спальне. Или чем-то оттуда – тяжелым, маслянистым, восточным. Ее кожа была теплой, пальцы легко обхватили мои запястья, словно Антея пыталась нащупать пульс. Это отвлекало, сбивало с толку, уводило мысли куда-то совсем не туда, куда им следовало ползти.

Мне не нравилась эта близость. Она смущала меня, как вторжение чужака, как чужое дыхание на затылке в тесной толпе.

Я почувствовала, как вспыхнули щеки, – и в тот же миг пальцам тоже стало горячо, словно жар моей крови стек по ним – и впитался в фарфор.

– Ай!

Если бы Антея не держала меня и чашку, я бы опрокинула кипяток