Одиночество в сети. Возвращение к началу - Януш Вишневский

заказ. Мы не столовая, но я спрошу на кухне, – ответил официант, глядя на отца с подозрением.

Он посмотрел на официанта и, с трудом сдерживая волнение, сказал:

– Я буду баклажаны, запеченные в помидорах. Но, пожалуйста, помидоры печь дольше. И обязательно без кожицы. Вы запомните? Без кожицы. И я прошу вас поджарить баклажаны на рисовом масле. И добавить сливочное масло. Но только чесночное. Какое вино вы могли бы нам посоветовать? Что пьют с баклажанами? Вы наверняка ведь знаете?

Официант смотрел на него с неприкрытой злостью.

– Не думаю, что у нас найдутся баклажаны. Сейчас не сезон.

– Хорошо, скажу вам по-простому. Сейчас, в сентябре – сезон синеньких, если название баклажан ничего вам не говорит. Свиные отбивные – это даже я могу понять. Запах не тот и неизвестно, как накрутить счет. Но если у вас нет ни свиных отбивных и веганских баклажанов, черт бы вас побрал, тоже нет, почему бы вам не принести два кофе? Кофе. Обычный. Не обязательно он должен быть хипстерским, на соевом молоке. Вы запомните это название? Такой ароматный напиток. Люди пьют с утра. Что ты думаешь, папа?

– Если нет ни свиных отбивных, ни баклажанов, то кофе я с удовольствием. Очень даже. Для меня черный, без сои и без сахара.

Вечером дома смотрели фотографии, которые совершенно неожиданно мать начала присылать с Джерси. Она посылала их только отцу, ему не посылала. Папа восторгался каждым фото. И даже теми, на которых не было ничего, кроме моря. Важно, что это были фото от жены.

Дни, вечера и ночи Якуб проводил в Надином доме. Они с Витольдом полностью освободили подвал от хлама. Когда они тащили тяжелую, странную, покрытую пылью и паутиной рухлядь, Витек как мантру повторял: «Любовь требует жертв, любовь требует…».

Якуб начал учить французский. Опять с самого начала, с азов. На этот раз с Марикой. Это была ее идея. Она учила его французскому языку, а он ее языку Java. Чистый бартер: он ей, она ему. Марика обязательно хотела научиться программировать, а он удивить Надю после возвращения.

Решение учиться, особенно иностранному языку, когда учитель не совсем чужой человек, в общем-то принимается нелегко. По каким-то причинам нам стыдно обнажать свое неумение перед близкими. Мы скорее предпочитаем платить за репетиторство, чем учиться у брата, сестры, матери, сына, жениха или мужа. Точно так же было, когда он предложил отцу, подтягивать его по английскому. Давным-давно, когда вернулся из поездки в Кливленд по обмену. Его отцу тогда по каким-то причинам понадобилось подтянуть свой английский. А что, бесплатные уроки, прямо здесь, дома, никуда ездить не надо, время тратить, да и деньги тоже. Отец сначала согласился, но после второго урока сошел с дистанции. Предпочел ездить к репетитору к черту на кулички, куда-то на окраину Познани, преодолевая дорожные пробки, чем демонстрировать свое несовершенство перед сыном. Идиотизм, конечно, потому что изучение языка – это как раз устранение этих недостатков с кем-то, кто сам их уже преодолел. Но смущение преобладает, и этот аргумент не работает. Хотя, чего далеко ходить за примером, он и сам не стал бы брать уроки немецкого у Нади.

В случае Марики все было по-другому, эта связь была другая, а бартер «level zero[39] Java» за «level zero+ французский» работал. Вроде как один стыд в обмен на другой.

Витольд с Марикой появлялись в доме номер восемь около четырех часов и оставались до позднего вечера. Пока они учили друг друга на террасе сада, Витольд на кухне готовил еду. Зрелище невероятное: Вит, перепоясанный фартуком и стоящий у кастрюль и сковородок… Затем он шел читать в сад. Когда вбегала Дейзи, Витольд срывался с места, брал ее на руки, ходил вокруг сада, обнимал ее и целовал ее ушки.

Однажды он увидел краем глаза, что так упоенно читает Витольд.

– Я, приятель, пытаюсь найти гуманизм. Люди меня разочаровали. Так много харь и рыл, и так мало лиц. Поэтому я в последнее время ищу человечность среди обезьян, – сказал он, показывая на книги, лежащие на траве. На обложках действительно были изображения морды гориллы или шимпанзе. – Это мое последнее открытие. Автор – голландец из Америки, Франс де Ваал, профессор-этолог, специалист по приматам. О приматах он знает очень много, а о шимпанзе бонобо – практически все. Если существует реинкарнация, то я в следующей жизни хотел бы быть самцом бонобо. И чтобы Марика была самочкой в моей стае. В третьей жизни я тоже хотел бы быть бонобо. Либо ты трахаешь, либо тебя трахают, или между делом какая-то самочка домогается тебя. Из его книг лучшая вон та – «Бонобо и атеист». Буквально крышу сносит. Но, возможно, я еще изменю свое мнение. Еще две предстоит прочесть. Это Марика открыла мне его. Когда есть время, она бегает по книжным магазинам. А на день рождения подарила мне четыре его книги. Я думаю, она посылает мне какой-то намек. В частности, вполне возможно, связанный с частотой совокупления у бонобо, – предположил он, прервав свой монолог. – Как там успехи Марики в информатике? А у тебя как? Ты уже шпаришь по-французски? – И не дождавшись ответа, спросил серьезным тоном: – Можно уже господам подавать на стол? Или подождать звоночка?

А потом Витольд накрывал стол скатертью – когда не шел дождь, то в саду, а во время дождя – на кухне, и звал на подготовленный им «dinner[40]».

– Ужинают в детских оздоровительных лагерях или в психушке, а я, милостивый государь, подаю вам dinner. Чтобы это с сего дня было ясно всем! – однажды сказал он.

Трапезничали до позднего вечера.

Марика рассказывала о своей работе помощницей воспитательницы в небольшом частном франкоязычном детском саду, о потешных девчушках в платьицах от «Луи Виттон» и ботиночках от «Гуччи», о том, как каждое утро родители привозят их в детский сад на своих порше. Витольд – о своем «труде на благо поколений» в Отделе ЗАГС, где он делал подвластными компьютеру данные «родившихся и умерших граждан нашего города в целях цифровизации Польши», и с удовлетворением отмечал рост наделенности сограждан свидетельствами о рождении: у некоторых их было явно больше одного – первое, например, с одним отцом, второе – с совершенно другим. «Но мама была все та же…».

Иногда странными путями вмешивалась в их разговоры политика. Марика избегала этого, как огня. Она знала, что «Виткаций заводится с полуоборота, начисто теряя даже остатки той культуры, которая была в нем». Она была права. Витольд реагировал на нынешний политический мир за окном с избыточной и часто преувеличенной чувствительностью, что доводило