О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Зигфрид достал из глубины шкафа длинную, плоскую, обтянутую кожей шкатулку. Он сдул с нее пыль и осторожно открыл замочек. Внутри на ложе из вытертого бархата поблескивал флеботом, вытянувшись рядом с круглым кровеотворяющим ударником, тоже отполированным до блеска.

Я в изумлении уставился на моего патрона:

– Неужели вы хотите пустить ему кровь?

– Да, мой милый, я намерен увлечь вас в глухое средневековье. – Заметив мою растерянность, он положил руку мне на плечо. – Только не обрушивайте на меня все научные доводы против кровопускания. Сам я в этом вопросе строго нейтрален.

– Но разве вы к этому прибегали? Я ни разу не видел, чтобы вы брали этот набор.

– Прибегал. И затем наблюдал довольно-таки неожиданные вещи. – Зигфрид отвернулся, словно не желая продолжать разговор, тщательно протер флеботом и положил его в автоклав.

Все время, пока он стоял и слушал свист пара, его лицо сохраняло отсутствующее выражение.

Цыгане, как и в прошлый раз, сидели тесной кучкой у костра. Увидев машину и сообразив, что прибыло подкрепление, мистер Мьетт вскочил и быстро пошел к нам еще с одной десятишиллинговой бумажкой.

Зигфрид не взял ее.

– Сперва поглядим, что у нас получится, мистер Мьетт, – буркнул он и зашагал через лужайку туда, где чубарый все так же дрожал, мучительно изогнувшись.

Улучшение не наступило. Наоборот, его глаза смотрели еще более безумно, и я услышал, как он постанывает, осторожно переступая с ноги на ногу. Зигфрид сказал негромко:

– Бедняга! Вы не преувеличили, Джеймс. Будьте добры, принесите шкатулку.

Когда я вернулся, он накладывал чубарому жгут на основание шеи.

– Затяните потуже! – скомандовал он, и, когда яремная вена набухла и напряглась в своем желобе, он быстро выстриг и продезинфицировал небольшой участок кожи и обезболил его. Потом открыл старинную кожаную шкатулку и вынул флеботом, завернутый в стерильный бинт.

Дальше события развивались стремительно. Зигфрид приставил маленькое лезвие флеботома к вздувшейся вене и без колебаний стукнул по нему ударником. Из ранки тут же хлынула кровь, растекаясь по траве темным озерком. Мистер Мьетт ахнул, а девочки начали что-то быстро говорить. Я понимал, что они сейчас чувствуют. Собственно говоря, меня и самого сверлила мысль: долго ли пони устоит на ногах, теряя столько крови?

Однако Зигфрид, видимо, счел, что она течет недостаточно быстро; он вытащил из кармана еще один ударник, сунул его в рот чубарому и принялся нажимать на челюсть. Пони невольно грыз ударник, и, когда его зубы почти смыкались, кровь начинала хлестать еще яростнее.

Зигфрид удовлетворился, только когда ее вышло литров пять.

– Ослабьте жгут, Джеймс, – скомандовал он, быстро наложил лигатуру и торопливо направился к калитке в изгороди за обочиной. Поглядев через нас, он крикнул: – Я так и думал! Там есть ручей. Его надо отвести туда. Ну-ка, все за дело!

Он явно получал от всего этого большое удовольствие, и его присутствие оказало обычное действие. Мьетты оживились, захлопотали, забегали вокруг пони, натыкаясь друг на друга. Я почувствовал внезапный прилив энергии, и даже чубарый впервые словно бы заинтересовался происходящим.

Мистер Мьетт вместе с женой и дочерьми тянул его за узду, мы с Зигфридом обхватили его задние ноги, и все дружно испускали ободряющие возгласы. Наконец пони сдвинулся с места. Передвижение было мучительным, но он шел – к калитке и через луг к мелкому ручью, петлявшему среди камышей. Берег был совсем пологий, и подтолкнуть чубарого на середину ручья не составило большого труда. Он застыл там неподвижно, ледяная вода закручивалась у его воспаленных копыт, и мне показалось, что я уловил в его глазах что-то вроде надежды на скорое облегчение.

– Так он должен простоять час, – объяснил Зигфрид. – А потом заставьте его походить по лугу. Потом еще час в ручье. По мере улучшения заставляйте его ходить все больше и больше, но непременно отводите потом в ручей. Возни будет очень много. Так кто займется его лечением?

Три девочки робко подошли к нему и застенчиво на него посмотрели. Зигфрид засмеялся:

– Втроем? Отлично. Сейчас я вам расскажу подробнее, что надо делать.

Он извлек из кармана пакетик мятных леденцов – среди пестрого содержимого его карманов они занимали существенное место, – и я приготовился к долгому ожиданию. Мне уже приходилось наблюдать его в обществе детей на фермах, и, когда на свет появлялись мятные леденцы, все останавливалось. Это были единственные минуты, когда Зигфрид переставал спешить.

Девочки взяли по леденцу, а Зигфрид присел на корточки и заговорил с ними, точно учитель с прилежными учениками. Вскоре они ободрились и уже добавляли кое-что от себя. А младшая пустилась в длинный и не слишком удобопонятный рассказ о замечательных проделках чубарого, когда он был еще жеребенком. И Зигфрид внимательно слушал, серьезно кивая. Куда и зачем торопиться?

Его наставления не пропали впустую: в следующие дни, когда бы я ни проезжал мимо, три растрепанные фигурки либо хлопотали возле пони в ручье, либо таскали его по лугу на длинном поводе. Моего вмешательства не требовалось: даже издали было видно, что ему с каждым днем становится гораздо лучше.

Примерно через неделю я увидел, как Мьетты покидали Дарроуби. Красный фургон, покачиваясь, пересекал рыночную площадь; на козлах сидел мистер Мьетт, в черном бархатном берете, а рядом с ним – его жена. Вокруг, привязанные к разным частям фургона, брели лошади, а сзади шагал чубарый – пожалуй, еще с некоторой скованностью, но спокойно и уверенно. Больше за него можно было не беспокоиться.

Девочки сидели у заднего борта, и, когда наши взгляды встретились, я помахал им. Они без улыбки смотрели на меня, пока фургон не начал поворачиваться за угол, и тогда одна из них застенчиво помахала мне. Сестры последовали ее примеру, и последнее, что я видел, были три радостно машущие руки.

Я зашел в трактир «Гуртовщики» и задумчиво направился с кружкой пива в угол. Спору нет, Зигфрид сумел вылечить чубарого, но я не знал, как мне все-таки к этому отнестись, ведь в прикладной ветеринарии опасно делать общие выводы даже из самых эффективных результатов. Мне почудилось или чубарому действительно стало легче почти сразу же после кровопускания? Сумели бы мы без этого сдвинуть его с места? Может быть, и правда в подобных случаях следует продырявить яремную вену и выпустить ведро крови? Я и до сих пор не знаю ответа на эти вопросы, потому что у меня ни разу недостало духа попробовать самому.

– Не может ли мистер Хэрриот посмотреть мою собаку? – Такие слова нередко доносились из приемной, но этот голос приковал меня к месту прямо посреди коридора.

Не может быть… И все-таки это был голос Хелен Олдерсон! Я на цыпочках подкрался к двери, бессовестно прижал глаз к щели и увидел Тристана, который стоял лицом к кому-то невидимому, а также руку, поглаживающую голову терпеливого бобтейла, край твидовой юбки и стройные ноги в шелковых чулках.