А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

все-таки нашел нужные номера телефонов в новом информационном агентстве и позвонил в Москву. Нет, позвонил я не в РИА Новости, где должны были храниться архивы АПН, а… все тому же моему многострадальному другу Юрию Лапину.

– Выручай, старик, – попросил я и рассказал о своих опасениях насчет кадровиков. – Позвони им – ты ведь все-таки не американец, не испугаешь… Или напиши запрос на своем бланке – это тоже их не насторожит. – Фирменный бланк, действительно, не насторожил бы чиновников в агентстве, потому что Юрий руководит известной телевизионной компанией, не способной вызвать недоверия.

– Хорошо, – согласился Лапин без раздумий. – Только звонить я не буду, а поеду туда сам. Ты же знаешь, как нетрудно отшить человека по телефону… А так я приеду лично, найду какого-нибудь старичка-кадровичка и тихо-мирно уговорю его.

Так и вышло.

Через несколько дней позвонил Юрий:

– Записывай, – деловито произнес он, пряча за официальностью тона свою радость от благополучного исхода дела. – Пятигорский Леон Леонович. Родился 24 июня 1912 года в Одессе. Работал в АПН в качестве переводчика. Его адрес: Большой Коптевский проезд… Домашнего телефона в личном деле нет.

Еще задолго до этого я запасся через Интернет номерами домашних телефонов всех Пятигорских мужского и женского пола, проживающих в Москве. Список велик.

Теперь, после юриного звонка я открыл его и нашел-таки в нем тот самый Большой Коптевский проезд с аналогичным номером дома, корпусом и квартирой. Был тут и телефон. Но вот ведь какие невероятные совпадения случаются в жизни! Прежде, будучи в Москве, я обзвонил всех Пятигорских из моего списка. К сожалению, ни один из них не оказался тем, кого я искал. Но, как ни старался, не смог я тогда дозвониться только по одному-единственному номеру: он либо не отвечал, либо откликалась какая-то контора. И этим номером, конечно же, оказался именно тот, который находился в Большом Коптевском проезде! Получилось, как с бутербродом, который всегда падает маслом вниз.

Теперь, получив координаты Леона, я снова засел за тот же телефон – на этот раз из Нью-Йорка. Как на беду, несколько дней у меня опять ничего не получалось – отвечала какая-то контора. За время своих попыток я успел перезнакомиться со всеми ее работницами, но ни одна из них не смогла помочь мне в поисках квартирного телефона моего дяди. Тогда я нашел через интернет телефонный узел, в зону которого входит тот злополучный Большой Коптевский проезд.

Снова, превозмогая стыд, обращаюсь к Лапину:

– Позвони, пожалуйста, на узел, узнай, что там случилось с телефоном Леона?

Тут же раздался ответный звонок:

– Там сменился номер телефона, – сказал Юрий. – Запиши действующий. Да, кстати, – подчеркнуто без эмоций добавил он, – я уже позвонил по этому телефону. Там, действительно, квартира твоего дяди Леона. К сожалению, он уже умер, но в квартире живет его сын Марк с женой и тещей. Я поговорил с тещей. Она – в отпаде. Позвони туда попозже, когда Марк придет с работы – они будут волноваться и ждать твоего звонка…

Да, это, действительно, была семья Леона! Невозможное случилось. На ровном месте, где нет ни малейшей зацепки, удалось вернуть из небытия человека – собственного дядю! Иначе, как чудом, это не назовешь. Чудом, которое и есть счастье.

Само собой понятно, что в тот же вечер я позвонил в Москву. В ответ, как мне помнится, раздавались сплошные бесконечные паузы – Марк не в силах был справиться с волнением. И все-таки, шаг за шагом я узнал, что Марку 48 лет. Свое имя он получил в память о моем отце Маркусе. Мой двоюродный брат, кузин – програмист. Живет с женой Тамарой и тещей Раисой Васильевной.

Что касается его отца, то Леон умер 23 декабря 1987 года – заметьте совпадение: Маркус скончался 21 декабря, Леон – 23.

Но как жил Леон? Где он пропадал бесконечные десятки лет?

О, это большая и трагическая история.

* * *

Теперь, когда мы научились летать по воздуху, как птицы, плавать под водой, как рыбы, нам не хватает только одного: жить на земле, как люди.

Бернард Шоу.

Если вы обратили внимание на сообщение Юрия Лапина, Леон приехал в Советский Союз, когда ему было 19 лет. Тинейджер, подросток. Судьба-злодейка оставляет его, как и мою маму, один-на-один с холодной, непонятной страной, с непонятным языком и совсем неясным будущим.

Да, там, в Бразилии, они много говорили об СССР, восхищались государством рабочих и крестьян, но, попав в эту страну, Леон быстро понял, что любовь особенно хороша на расстоянии.

С самых первых его шагов в Советском Союзе ему дали понять, что на дармовой стол и кров рассчитывать не приходится – страна была чрезвычайно бедна, лишних ртов ей было не прокормить. Но что мог сделать для себя в этой бедной стране бразильский паренек, если у него не было за душой ни профессии, ни образования?

Да к тому же те первые шаги стали по своему трагическими. Вскоре после приезда в Москву его постигла первая неудача – при странных обстоятельствах украли заграничный паспорт. Если до этого у Леона еще существовала иллюзия отступления в случае, если жизнь сложится для него неудачно, то теперь, с утерей паспорта, всякая надежда испарилась.

Дверка мышеловки захлопнулась навсегда.

Надо отдать должное Леону – он не пал духом, быстро понял, что в СССР в то время были в большом ходу книги о борьбе трудящихся в других странах против капиталистов, о мужественных революционерах, идущих на смерть с именем Ленина на устах. Ему, не раз арестовывававшемуся и побывавшему в бразильских застенках, ему, чей племянник носил имя Ильич в честь Ленина, все карты были в руки.

Он взялся за перо. Он испытывал муки творчества, безжалостно переводил бумагу, но, увы, ничего из его энтузиазма не получилось – не было у 19-летнего паренька достаточного для писательства жизненного опыта, нехватало культуры и грамотности.

Но, как известно, молодости свойственен оптимизм. С сожалением расставшись с мечтой стать знаменитым пролетарским писателем, Леон решил попробовать себя на поприще перевода. Однако, и тут не все пошло гладко. Само собой понятно, что он, выросший в Бразилии, в совершенстве владел португальским языком. Но в переводе, как известно, участвуют минимум два языка. В Советском Союзе одним из них должен был быть русский. Но вот русского-то Леон почти не знал, хотя и перебивался кое-как с хлеба на воду в должности переводчика в международной организации профсоюзов. Следовательно, надо было начинать с изучения трудного русского языка.

Однако, когда даже