Танцующая с лошадьми - Джоджо Мойес

– Мы понимаем.

После ухода полицейского они сидели молча. Наташа осматривала комнату: тяжелые портьеры, чучела птиц в стеклянных витринах.

– Можем поездить по окрестностям, – предложил Мак. – Все лучше, чем сидеть здесь весь день. Мадам сказала, что позвонит, если будут новости.

Он хотел дотронуться до ее руки, но Наташа отодвинулась, для виду роясь в сумочке.

– Думаю, нет смысла ехать обоим. – На его лице появилась обида, и Наташе захотелось его ударить. – Я поброжу вокруг академии. Ты поезжай. Будем на связи.

– Что за чушь! Зачем нам разделяться? Наташа, мы поедем вместе.

Недолгая пауза. Она собрала вещи, не глядя на него.

– Хорошо, – наконец сказала она и вышла.

В дальнем конце вспаханного поля отпечатались следы копыт. Сара попыталась бегом идти по следу, но ее сапоги тотчас увязли в липкой жиже. Передвигаться можно было только очень медленно. Наконец она добралась до кромки поля. На асфальтовой дороге осталось несколько комков грязи, а потом след Бо исчез.

Еще целый час она шла по полям, через молодую поросль. Охрипла от крика. Потом оказалась в следующей деревне. Ее трясло. Тело окоченело и казалось пустым. Болело плечо, желудок сжимали судороги от голода. Мимо проезжали машины. Сару либо не замечали, либо не обращали внимания. Иногда сигналили, если она слишком приближалась к проезжей части.

Подходя к деревне, она увидела выстроившиеся в ряд магазинчики. Из boulangerie[68]пахло свежим хлебом. Он был для нее недоступен. Она сунула окоченевшую руку в карман и достала несколько монет. Евро. Она не могла вспомнить, как они там оказались. Том положил деньги в конверте в рюкзак, которого теперь не было. Сдача. Она покупала что-то вчера. Посмотрела на монеты, на boulangerie, потом на телефонную будку на другой стороне площади. Все пропало: ее паспорт, документы Бо, деньги, Наташина кредитная карточка.

Только один человек мог ей помочь. Она достала из кармана фотографию Папá. Снимок помялся, и Сара попыталась разгладить его большими пальцами.

Она пересекла площадь, вошла в bar tabac[69]и попросила телефон.

– Tu as tombé?[70]– участливо спросила женщина за стойкой.

Сара кивнула, вспомнив, что вся ее одежда в грязи.

– Pardonnez moi[71]. – Она оглянулась, проверила, не наследила ли.

Женщина нахмурилась и с тревогой посмотрела на ее лицо:

– Alors, assaies-toi, chérie. Tu voudrai une boisson?[72]

Сара покачала головой.

– Я англичанка, – прошептала она. – Мне нужно позвонить домой.

Женщина посмотрела на три монеты в ладони Сары. Она погладила ее по щеке:

– Mais tu as mal à la tête, eh? Gérard![73]

Через несколько секунд из-за барной стойки появился усатый мужчина с двумя бутылками вишневого сиропа, которые поставил на стойку. Женщина что-то ему шепнула, показывая на Сару.

– Телефон, – произнес он. Сара встала и направилась в сторону общественного телефона, но он погрозил пальцем. – Non, non, non. Pas là. Ici[74].

Она заколебалась, не зная, насколько это безопасно, но решила, что выбора у нее нет. Он поднял крышку стойки и провел ее по темному коридору. Телефон стоял на небольшом комоде.

– Pour téléphoner. – Сара протянула монеты, но он покачал головой. – Ce n’est pas nécessaire[75].

Сара силилась вспомнить код Англии. Потом набрала номер.

– Неврологическое отделение.

Услышав английский язык, Сара вдруг ощутила тоску по дому.

– Это Сара Лашапель, – сказала она твердым голосом. – Мне нужно поговорить с дедушкой.

Наступила тишина.

– Сара, можешь немного подождать?

Она слышала приглушенный голос, как будто трубку прикрыли рукой, и с беспокойством посмотрела на часы. Не хотелось, чтобы разговор обошелся французам слишком дорого. Через дверной проем она видела, как женщина наливала кофе, оживленно что-то рассказывая. Возможно, они обсуждали английскую девочку, которая упала с лошади.

– Сара?

– Джон? – Она растерялась, поскольку ожидала услышать медсестру.

– Где ты, девочка?

Сара окаменела. Она не знала, что сказать. Одобрил бы Папá, если бы она выдала Джону, где находится? Или он хотел бы, чтобы она держала это в тайне? Когда она говорила правду, это оборачивалось против нее.

– Мне нужно поговорить с Папá. Соедините меня с ним, пожалуйста.

– Сара, ты должна мне сказать, где находишься. Тебя ищут.

– Нет. Я не хочу с вами разговаривать. Мне нужно поговорить с Папá.

– Сара…

– Джон, это важно. Очень важно. Пожалуйста, сделайте то, о чем я прошу. Пожалуйста, не усложняйте… – Она едва сдерживала слезы.

– Я не могу, милая.

– Нет, можете. Я с ним разговаривала позавчера. Если приложить трубку к его уху, он меня услышит.

– Сара, детка, твоего дедушки больше нет.

Она смотрела на стену. Кто-то включил в баре телевизор, и до нее доносился рокот и возбужденный голос футбольного комментатора.

– Где он?

Долгая пауза.

– Сара, детка, он скончался.

Ее охватил холод с головы до ног.

Она замотала головой.

– Нет, – сказала она.

– Детка, тебе нужно вернуться домой. Пора.

– Вы лжете.

У нее стучали зубы.

– Милая, мне очень жаль.

Сара бросила трубку. Ее трясло, захотелось присесть. Она медленно сползла по стене на линолеумный пол и села. Комната закружилась у нее перед глазами.

– Alors![76]

Она не знала, сколько времени прошло. Смутно слышала, как женщина позвала мужа, и две пары рук поставили ее на ноги, вывели в зал и осторожно усадили на красную кожаную банкетку. Потом женщина поставила перед ней дымящуюся чашку горячего шоколада, положила в чашку несколько кубиков сахара и размешала.