Страга Севера - Сергей Алексеев

На ходу, действуя одной рукой, полковник отыскал в записной книжке визитку и набрал номер указанного там телефона.

— Слушаю вас, — ответил голос пожилой женщины.

— Вам передавала привет Надежда Петровна Грушенкова, — сообщил он. — Моя фамилия Арчеладзе. Простите, что так поздно…

— Очень приятно. Вам нужна помощь?

— Да, на несколько дней спрятать… одну женщину.

— Хорошо, — мгновенно согласилась она. — Приезжайте к кинотеатру «Россия» на Тверскую и позвоните оттуда. Вас встретят.

Арчеладзе подъехал к воротам своего дома, и они сразу распахнулись перед машиной — охрана не дремала. Он даже не стал запирать двери, оставил «Волгу» у подъезда и побежал по лестнице. Можно было открыть квартиру своими ключами, однако чтобы не пугать Капитолину, он позвонил. Дверь распахнулась на всю ширину. Мощный удар в спину забросил его в переднюю, прямо в руки каких-то людей в чёрных масках-чулках. Полковника придавили к полу и профессионально завернули руки.

По горлу скользнула тугая, холодная струна…

Это был Драга — хранитель Земных Путей, в урок которого входило встречать весной и провожать осенью перелётных птиц. Покормившись, гуси разбивались на косяки, поднимались в небо и, громко переговариваясь, уходили на юг. Скоро у ног Драги осталось всего лишь четыре птицы, в основном подранки, выбившиеся из сил. Они покорно побрели за стариком к большому крестьянскому дому, в одиночестве стоящему у самой реки. Страннику ничего не оставалось делать, как пристроиться в хвост этому клину.

Драга впустил гусей во двор, где гоготало и хлопало крыльями десятка два таких же подранков, и лишь после этого отворил дверь перед Мамонтом.

— Входи, Странник.

Мамонт оставил посох у двери и вошёл в сумрачную по-вечернему избу. Пахло свежеиспечённым хлебом, от русской печи исходило благодатное тепло, домашний уют расслаблял мышцы, обостряя усталость. Старик угощал его постными щами и отварной осетриной, но сам не притронулся к пище, внимательно наблюдая за гостем. После ужина он постелил старый полушубок на широкую лавку, бросил в изголовье подушку.

— Ложись, подниму рано.

Странник лёг, укрылся волчьей дохой и мгновенно уснул. На рассвете Драга разбудил его и пригласил пить чай.

— Стратиг разгневался на тебя, — прихлёбывая чай из блюдца, заговорил старик. — И Дару наказал, что дала тебе главотяжец. А мне велел затворить перед тобой путь. Дальше пойдёшь куда глаза глядят.

— Где я сейчас нахожусь? — спросил Мамонт.

— Не спрашивай, иди себе да иди, — отмахнулся Драга, — куда кривая выведет.

— Я ищу Валькирию, — признался Странник. — Иду к «Стоящему у солнца». Прошу тебя, Драга, не лишай пути.

— Ты — Странник, — вздохнул старик. — А всякого странника ждут лишения. Это не мной заведено, не мне и поправлять судьбу. Рад бы помочь, да я всего-навсего стою вот здесь, на распутье, да охраняю дороги. Можно сказать, путевой обходчик… С юга на север и с севера на юг хоть птицы летают, а по земле почти никто не ходит. Раз в год Авега пройдёт или сам Стратиг. И пусто потом!..

Драга откровенно тосковал от своего урока, а больше, пожалуй, от безлюдья в этом глухом месте.

— Оставайся у меня зимовать? — вдруг предложил он. — Ты тоже подранок, поживёшь до весны, поправишься, а там иди себе…

— Не могу, — сказал Мамонт. — Не знаю, что с моей Валькирией. Приснилось, что Атенон сделал её Карной.

— Если сделал, то тут уж ничего не поправишь, — заключил Драга, между делом похрустывая баранками. — Отрастут волосы — вернётся твоя Валькирия… А чем ты Стратига прогневил?

— Отказался от урока…

— Что он пророчил тебе?

— Посылал на Азорские острова, Страгой Запада.

Старик чуть не уронил чашку с огненным чаем.

— И ты отказался?

Мамонт лишь пожал плечами и опустил голову. Драга возмущённо забегал по избе, затем потряс над гостем сухими, костлявыми руками.

— Да ты хоть понимаешь, от какого урока отказался?! Я бы тебя на месте Стратига лишил ума! Хотя что тебя лишать? По-моему, ты и так сумасшедший… Не тянул ты такого урока, как я не живал на Пути, вот и не оценил своего урока. Страга Запада — это же благодать-то какая! Десятки подручных гоев под твоей властью, а Дары! Какие Дары вокруг! Всякое твоё желание будет вмиг исполнено. Берег тёплого моря, западный водный путь — Гольфстрим… И безраздельная воля над изгоями!

— Наверное, это всё и на самом деле прекрасно, — согласился Странник. — Да мне показалось, Страга — не мой рок.

— Ему показалось! — Возбуждённый старик сел на лавку. — Скажи, что захотелось к Валькирии, вспомнил космы её…

— Да, — согласился Странник и отыскал медальон на груди. — Есть ли её космы? Целы ли, не знаешь?

— Откуда мне знать?

— Снился крик Карны…

— Значит, ищи Карну, — определённо заявил Драга. — Долго же бродить тебе по свету… Запомни, Странник: мир гоев существует лишь потому, что каждый строго исполняет свой урок и предназначение. Это изгои живут без света и потому творят, что вздумается, это они считают, будто могут сами изменить свою судьбу, поскольку не владеют реальностью бытия.

Старик подошёл к окну, выглянул на улицу и прислушался. Мамонту почудился какой-то долгий, пронзительный крик.

— Что это?

— Вечные странники, — проговорил Драга и стал собираться. — Пошли, встретим…

В небе медленно плыла стая лебедей. Старик вышел ей навстречу и вскинул руку. Птицы вдруг замедлили полёт, забили крыльями воздух, словно наткнувшись на невидимую стену. Строй смешался, но в птичьих голосах послышалась радость. Драга медленно опустил руку к земле, и вслед за ней опустилась и стая.

— Ура! — воскликнул он, и птицы дружно загомонили, закивали головами, выгибая шеи — будто кланялись старику. Он же развязал мешок и принялся рассыпать ячмень. Косясь на Мамонта, лебеди склёвывали зерно с каким-то степенным достоинством. Чуть позже на горизонте появилась ещё одна пара и, покружив над рекой, тяжело опустилась на землю. Лебёдушка сразу села, распустив крылья и уронив голову, а лебедь закричал требовательно, вытягивая шею к старику. Тот же отмахнулся:

— Да вижу, вижу, погоди!

Разбросав зерно, Драга взял лебёдушку на руки, бесцеремонно опрокинул её вверх животом, раздул густой пух с каплями засохшей крови.

— Ничего, перезимует у меня, — сказал он лебедю. — К весне свинец выйдет сам, а раны зарастут… А ты иди! Иди!

Старик понёс подранка ко двору, но лебедь не отставал, семенил следом, покрикивая жалобно и просяще. Драга замахнулся на него рукавом длинного дождевика: