Голем в Голливуде - Джесси Келлерман

– Вы совершили непоправимую ошибку, – сказал он.

– Мы рассчитывали на вас, – сказал Субач.

– Вы нас подвели.

– Непоправимо оплошали.

– Он такой же, – сказал Шотт. – Совсем как она.

Они окружили его. Скрежетали их зубы, угольями полыхали глаза, множились голоса гневного хора – и вот их уже не три, а сорок пять, семьдесят один, двести тридцать один, шестьсот тринадцать, восемнадцать тысяч, тысяча тысяч голосов, грозный гудящий хор, двенадцать на тридцать, и еще на тридцать, и на тридцать, и на тридцать, и снова, и снова на тридцать, и на триста шестьдесят пять тысяч мириад…

Джейкоб спаял располовиненное сознание и самостоятельно поднялся.

Орды певчих сгинули, и осталось лишь трио немолодых копов в дурно сшитых костюмах и дешевых галстуках.

Седые пучки над ушами Маллика. Обтянутое рубашкой пузо Субача. Шотт выставил руки, словно Джейкоб в праведном негодовании вот-вот всех изничтожит.

И сказал Джейкоб:

– Прочь с дороги, будьте любезны.

Он прошел сквозь шеренгу здоровяков и поднял с земли дробовик.

– Вы не ведаете, что натворили, – откликнулся Маллик. – Не ведаете.

Джейкоб дослал патрон в ствол:

– Зато знаю, что делаю.

В саду было безветренно, сумрачно и тихо. Перед глазами еще плыло, но к прежним органам чувств словно добавились новые: Джейкоб улавливал возню букашек в земле, шорох испуганного зверька, притаившегося в кустах, чуял живую душу всего сущего.

Вдоль солдатского строя деревьев он крался на хрип тяжелого дыхания, слышного в фиговой рощице.

Силуэт в водянисто-серой ауре сидел на земле, привалившись к стволу.

Джейкоб вскинул дробовик:

– Лечь и не двигаться.

Пернат не ответил. Мертвый, что ли? Джейкоб подошел ближе. Нет, жив: аура трепещет в такт прерывистому дыханию.

– Мордой в землю, – приказал Джейкоб. – Выполнять.

Пернат поднял голову, вздохнул. Потом рука замахнулась, тело нырнуло вперед и Джейкобу в бедро вонзился стеклянный осколок.

Подавившись вскриком, Джейкоб отпрянул, но запнулся о корень и грохнулся оземь, выронив ружье. Боль мгновенно раздулась до самой поясницы. Скребя ногами, Джейкоб подполз к ружью.

Пернат даже не попытался завладеть оружием.

Он уронил голову на грудь, губы его кривились в довольной усмешке.

Джейкоб глянул на ногу – восьмидюймовый осколок наполовину вошел в бедро. Кровь пропитала джинсы. Замутило. Дрожащими руками Джейкоб сорвал с себя рубашку и перетянул ею ногу у промежности. Обломком ветки туго закрутил повязку. Волной поднялась тошнота. Джейкоб ее сглотнул, взял дробовик и подковылял к Пернату, держась на расстоянии.

Архитектор сидел, положив руки на колени и прикрыв глаза.

– Реджи Черед. Терренс Флорак. Клэр Мейсон, – сказал Джейкоб. – Кого еще добавить в список?

Пернат улыбнулся шире, показав измазанные кровью зубы. Кровь пузырилась из ноздрей. Серая вязкая аура мигала. Он умирал, не раскаявшись. Джейкоб поискал слова, которые лишат убийцу покоя.

Но так ничего и не сказал. Не о чем говорить. Повязка набрякла кровью, вновь подкатила дурнота.

Уткнув ружейный ствол архитектору в горло, Джейкоб всем весом навалился на приклад. Кадык Перната лопнул, точно мокрая картонная коробка под сапогом, глаза вылезли из орбит. Архитектор захрипел и задергался.

Джейкоб сосчитал до десяти и ослабил нажим, дав Пернату чуть отдышаться. Потом снова навалился, считая до десяти.

Он сделал так еще одиннадцать раз – за каждую известную ему жертву. В саду слышались голоса трех верзил, окликавших его. Джейкоб. Он снова упер ствол Пернату в горло. Джейкоб, где вы. Напоследок придавил – на счастье.

Джейкоб. Джейкоб.

Потом дернул собачку и отстрелил Пернату голову.

Отдачей его отбросило назад. Падая, Джейкоб откликнулся: Вот я.

– К вам пришли, – сказала медсестра.

Отец, подумал Джейкоб, кивнул и зачерпнул еще овсянки. Штора отдернулась, вошла Дивия Дас.

– Привет. – Джейкоб отер рот.

Дивия огляделась, куда бы сесть, не решаясь занять неприбранную раскладушку рядом с кроватью Джейкоба.

– Отец ночевал. Садитесь. Он не обидится.

На подушке лежала «Книга Зоар»[66], которую читал Сэм. Дивия переложила ее на тумбочку и села, примостив на колени оранжевую спортивную сумку.

– Стало быть, идем на танцы, – сказал Джейкоб.

Дивия улыбнулась:

– Как вы себя чувствуете?

Первую ночь в больнице Джейкоб не помнил. Украдкой заглянув в историю болезни, он узнал, что в приемном покое объявился самостоятельно, но бредил и неистовствовал. Видимо, троица копов подбросила его к больнице и укатила. Чтобы его утихомирить, понадобились два врача и три санитара. Чтобы снять алкогольный психоз, ему кололи барбитураты и витамин В, а также ставили капельницу с физраствором, нейтрализуя кровопотерю. Рану на бедре аккуратно заштопали.

Видения больше не являлись; стало легче, однако временами накатывала грусть. Мир представал суровым и плоским. Больничный линолеум, захватанные поручни, резкий свет. Сколько ни спи, проснешься разбитым. Вялому, расслабленному, напичканному лекарствами все безразлично.

Такое впечатление, что ты разом здоров и при смерти, заточен и свободен, благословлен и проклят.

– Саднит, – сказал Джейкоб.

– Вы позволите?

Джейкоб кивнул.

Приподняв край тонкого больничного одеяла, Дивия осмотрела его забинтованное бедро.

– До артерии не хватило четверти дюйма, – сказал Джейкоб.

Дивия подоткнула одеяло, взяла историю болезни, висевшую в изножье кровати.

– Вам перелили шесть доз эритромассы.

– Это много?

– С такой кровопотерей обычно не выживают.

Джейкоб раскинул руки: вот я.

Дивия просмотрела другие записи и вернула историю на место.

– Прекрасно, что вы держитесь молодцом.

– Благодарю. Я думал, вы уехали.

– Уже собралась. – Дивия расстегнула сумку и достала папку. – Но решила сама показать вам результаты экспертизы.