Детский мир - Марина Ли

– Что я наделал? – бормотал он, кусая локти. – Теперь я должен буду пережить и его смерть тоже? Своего ребёнка? Я готов отдать ему всю свою кровь, своё сердце, жизнь, что угодно, лишь бы больше не быть одному.

– Мы что-нибудь обязательно придумаем, – пообещал тот, кого они считали главным, и они начали думать.

Переехали вместе с будущей мамой в лагерь, обнесённый высоким забором, и объявили свою территорию суверенной, обозвав её Сикрой – Селекционно-исследовательским корпусом при Регенерационной Академии. Академия была там же, спешно перестроенная из бывшего космического корабля.

– Зачем нам лететь куда-то сейчас? – удивился на чьё-то возражение главный. – Своё настоящее бессмертие мы нашли именно в этом уголке Вселенной. Разве нет?

– Пока не нашли, – загрустил будущий молодой отец, но к его депрессии уже все давно привыкли и попросту не обратили на неё внимания.

Нельзя сказать, что они кого-то принуждали. Родить рёбенка от бога хотела едва ли не каждая свободная женщина, начиная с тех, кто едва успел войти в детородный возраст и заканчивая теми, кто из него уже почти вышел. Наверное, именно этим изначально и была обусловлена высота стены, что окружала Сикру, а потом… потом всё как-то изменилось.

Нет, поначалу-то всё было просто прекрасно. Свободный народ устраивал праздник по случаю каждого божественного выбора, надеясь, что уж эта-то девушка вернётся под родительский кров с божественным ребёнком во чреве.

Ни одна не вернулась. Зачем? Куда им было возвращаться, если здесь их холили и лелеяли, с их детей здесь сдували пылинки, о них заботились так, как никто и никогда. Они даже чувствовали себя почти равными… Какое-то время.

Однако женщины старели и умирали, дети отказывались наследовать отцовский ген бессмертия, а время, которое не было страшно лишь двенадцати грозным богам, летело.

И, как водится, появилась зависть, которая медленно переросла в злобу и страх. Пришельцы уже не были пришельцами, они давно стали своими. Жестокими, грозными, но своими… богами.

– С этим надо что-то делать, – сказал главный из них, когда насчитывавший когда-то тринадцать человек лагерь разросся до тринадцати сотен. – Я чувствую себе проклятым Адамом, который породил Исаака, а главное, каждую секунду боюсь, что случайно трахну собственную дочь. У богов это, может, и в порядке вещей, а меня такая ситуация не устраивает. Нужен строгий учёт.

Так появился Детский корпус, в котором дети богов учились и росли. Так появились Дома детей и молодёжи, где с божественными потомками занимались лучшие учителя, Мастера, помимо прочего следившие за тем, чтобы кровь потомков одного рода не смешивалась. Вначале это практиковалось только в Корпусе, где деление на двенадцать Фамилий, фактически, лишало Мастеров работы. Затем это перекинулось и на Кирс – Колонию имени Руслана Стержнева, куда переезжали все те, в ком божественная кровь была слишком слаба либо её не было вовсе.

А уж как это всё превратилось в то, во что превратилось… Как получилось так, что матери, отдававшие своих дочерей в Сикру, стали посылать всех своих отпрысков в Корпус, где произошёл сдвиг в восприятии действительности, какой поворот окончательно разделил свободный народ и их божественных предков? Об этом уж никто не упомнит. Человеческая память коротка.

– У них было основное правило, – ядовито шипела Полина Ивановна, – своеобразная этика поведения. Никакого насилия. Всё должно быть исключительно добровольно и по обоюдному согласию.

Но что стоит взрослому мужчине, за плечами которого не одна сотня соблазнённых женщин, свести с ума юную неопытную девушку? Нет, боги не были белыми и пушистыми, в чём-то они были даже хуже, чем о них говорили в народе. На пути к своим целям они использовали женщин свободного народа, словно племенных кобыл, пытаясь вывести наиболее сильное потомство, создать себе богинь, достойных жизни рядом с ними. Однако никогда они не брали своё силой.

Война между ними началась ещё здесь, на Яхоне. Только воевали боги не за территорию и ресурсы, а за наследников и более сильную кровь. Когда они покинули планету, их сообщество из двенадцати мужчин разрослось до нескольких сотен, среди которых были женщины и дети. И да, они научились продлевать жизнь своим близким. При помощи саркофагов, при помощи камней-хранителей, которые, при необходимости, вбрызгивали в слабое тело сильную божественную кровь, ускоряя регенерацию и делая потомков сильнее. Не навсегда, но на время.

– Но как же так? – Арсений всё-таки не выдержал и перебил запутанный поток воспоминаний. – Если вы… если всё так, как вы говорите, почему тогда вы… вы…

– Такая старая и страшная?

Северов покраснел и кивнул.

– Всё просто, голубь мой. Я слишком принципиальна для того, чтобы жить после того, что сделала. И слишком труслива, чтобы умереть. Мой саркофаг уже давно забыл, как я выгляжу…

– Это его вы прячете там? – Арсений с любопытством посмотрел в сторону кровати. – И почему Ляльке нельзя было… как вы там сказали?

– Никак! – отрезала Полина Ивановна и нахмурилась. – Забудь обо всём, что касается моей спальни, а то тебя, голубь мой, могут неправильно понять.

Она вдруг подмигнула Арсению ярко накрашенным глазом, и мальчишка, совершенно неожиданно для себя, покраснел ещё больше.

– Что же касается Ляльки… ей просто нужно немного больше времени, – женщина подманила Арсения указательным пальцем и, прижавшись напомаженными губами к розовому от смущения уху, прошептала: – Я проверила её кровь на старых машинах Руслана. Мир, который на Яхоне всё ещё наивно считают божественным, вздрогнет, когда эта малышка дозреет. Поверь мне.

Нахмурилась и шаткой походкой прошла к столу в кухонной зоне, чтобы обновить янтарную жидкость в бокале.

– Если конечно, ей позволят дозреть… Потому что любить эти всемогущие боги так и не научились. По крайней мере, мне хотелось верить, что Руслан просто не умеет любить, – говорила Полина Ивановна, грустно всматриваясь в свой коньяк. – С другой стороны… Когда я впервые увидела Ляльку, когда я поняла, кто она, я осознала, как ошибалась. В её жилах определённо течёт его кровь, но её поведение, её слова, её жесты – всё выдавало в ней глубоко любимого, обожаемого ребёнка. Я не знаю, что изменилось за долгие годы моего одинокого угасания, но этот ребёнок и близко не похож на тех, что рождались когда-то в Сикре. Слишком открыта. Слишком наивна. Слишком зависима. Лялька была счастлива там… Думаешь, он любил её? Любит?

Женщина бросила на Арсения растерянный вопросительный взгляд, а мальчик лишь неуверенно пожал плечами в ответ.

– А ведь я могла улететь с ними тогда, – задумчиво протянула Полина Ивановна. – Не захотела. Мне всё казалось, что это не на самом деле. Что не могут они взять и бросить всё в один день. Секретные лаборатории, пути сообщения, коммуникацию… Представь моё удивление, когда системы, молчавшие не одну сотню лет, вдруг ожили, и я услышала ЕГО голос, совсем не изменившийся и всё такой же любимый… Я просто хотела увидеть Руслана ещё раз. Может, это помогло бы мне собраться с силами и, наконец, умереть… а потом ты всё испортил.