Девять совсем незнакомых людей - Лиана Мориарти

Люси умерла от передозировки во время одного из своих благополучных периодов – такие вещи происходят у наркоманов часто. Только-только все начали думать, что, может, в этот раз лечение подействовало. Люси пошла на курсы дизайна интерьеров. Она возила своих детей в школу. Пришла на родительское собрание к старшему сыну, а такого с ней еще никогда не случалось. Она смотрела в будущее.

Нашла ее мать. Она сказала, что у Люси был странно-умиротворенный вид, как у маленькой девочки, которая легла вздремнуть, или у тридцатилетней женщины, которая отказалась от бесконечной борьбы за жизнь.

Поначалу Бен хотел позвонить Джессике. Между ними сохранились хорошие отношения, хотя его до сих пор передергивало, когда он вспоминал про тот пост, что она разместила в «Инстаграме», объявляя об их разводе, словно они были какими-то знаменитостями, обязанными сообщить обществу истинную историю, прежде чем медиа начнут трепать их имена. Она написала: «Мы навсегда останемся лучшими друзьями, но мы пришли к мнению, что настало время для мирного развода».

Сейчас Джессика проходила кастинг на участие в новом сезоне реалити-шоу «Холостяк». Она сказала, что хочет сниматься не столько для того, чтобы найти любовь, – она сомневается, что найдет ее, – сколько потому, что это будет здорово для ее имиджа и гарантирует еще тысячи подписчиков в «Инстаграме». Он никак не мог насмеяться, узнав, что она была специальным представителем на множестве благотворительных мероприятий, а ее аккаунт в «Инстаграме» забит фотографиями с гламурных ланчей, балов и завтраков, которые «имели честь» организовывать ее новые друзья.

Бен вернулся на работу к Питу. Ребята поначалу не давали ему покоя («Бабки закончились, приятель?»), но в конечном счете сдались и забыли, что он богат. Бен сохранил свою машину и хороший дом, но немало денег он вложил и в фонд, основанный его матерью для помощи семьям наркоманов.

Ларс помог им разделить имущество и деньги без скандалов и судебных разбирательств. Это было их единственным приобретением после пребывания в «Транквиллум-хаусе» – знакомство с выдающимся семейным адвокатом.

Бен не стал сразу же звонить Джессике, чтобы сообщить ей о Люси. Ему невыносимо было думать, что он услышит голос, в котором нет и нотки удивления. И поэтому набрал номер Зои. Они подружились в Интернете, иногда отправляли друг другу эсэмэски, но по телефону никогда не разговаривали.

– Привет, Бен, – весело отозвалась она. – Как дела?

– Я звоню… – Он вдруг обнаружил, что не может говорить. Бен попытался сделать вдох.

Ее тон изменился.

– Что – сестра? – спросила она. – Люси?

Она приехала на похороны. Он рыскал глазами – искал ее в толпе.

Пять лет спустя

Обычно Яо не включал телевизор днем, но он только что вернулся домой, пережив стресс на детской площадке, где его двухлетняя дочка вонзила зубы в руку другого ребенка, а потом закинула назад голову и рассмеялась, как вампир. Ужасная ситуация.

«О да, ты тоже был кусачий, – сказала ему мать по телефону. – Это у нее от тебя». Она сообщила это с некоторой долей удовлетворения в голосе, словно передать ребенку свою склонность кусаться было замечательно.

Яо уложил дочь в кроватку и погрозил ей пальцем:

– Никогда больше так не делай.

Она легла, сунула в рот большой палец и закрыла глаза. Он увидел ямочку на ее щеке – девочка продолжала улыбаться, а это значило, что она не спит, а притворяется, никак не может забыть о веселье на детской площадке.

Он постоял над ней несколько секунд, удивляясь ямочке на ее пухлых щечках, удивляясь – как он часто удивлялся теперь – тому, что его катапультировало в эту совершенно новую жизнь в роли няньки-отца в пригородном доме.

Он получил условный четырнадцатимесячный срок заключения, признав свою вину в событиях, происходивших в «Транквиллум-хаусе». Маша настаивала на том, что она одна несет полную ответственность за новый протокол, который они пытались ввести, а персонал, послушные невежды, ни о чем не подозревал. Она заявила, что сама замешивала коктейли, что было правдой, но Яо находился рядом, проверял и перепроверял точность дозировки. Мать Яо сказала, что, будь она судьей, он бы отправился в тюрьму. Оба родителя были в ярости – не могли понять его действий. Бо́льшую часть времени Яо и сам себя не мог понять. В то время все казалось таким разумным. Престижные исследования! Статьи в журналах!

«Эта женщина тебя загипнотизировала», – сказала его мать.

Она решительно отрицала, что тот случай, который он вспомнил во время своей психоделической терапии, был на самом деле.

«Никогда! – заявила она. – Я бы никогда не оставила тебя одного в кухне, где что-то кипело на плите. Ты считаешь меня идиоткой? Ты бы мог так поступить со своим ребенком? Очень тебе не советую».

Мать сказала, что страх Яо перед ошибками – порождение его собственных фантазий. «Ты таким родился! – твердила она. – Мы так старались объяснить тебе, что ошибки не имеют значения. Мы сто раз тебе повторяли, что не нужно из кожи вон лезть, чтобы стать идеальным, что, если ты совершил ошибку, это не имеет значения. Иногда мы специально ошибались, чтобы ты видел: их совершают все. Твой отец намеренно ронял вещи, ударялся о стену. Я говорила: „Ну, это ты слишком“. Но ему это вроде как нравилось».

Яо спрашивал себя: неужели он всю жизнь неправильно понимал своих родителей? Когда они говорили о том, что ожидания должны быть заниженными, чтобы избежать разочарований, то делали это не потому, что не верили в сына. Они просто пытались защитить его. Кроме того, его отец был не таким неловким, как думалось прежде.

Далила не предстала перед судом, потому что ее так и не смогли найти. Яо иногда лениво вспоминал о ней, думал, где она, – может, на каком-нибудь отдаленном острове, ремонтирует лодку, как бежавший заключенный в его любимом «Побеге из Шоушенка». («То есть в любимом фильме всех и каждого в этом мире», – как-то раз сказала ему одна из матерей на детской площадке. Она знала это наверняка, потому что имела опыт знакомств по Интернету.) Яо подозревал, что Далила скорее уж затерялась в городской среде и опять служит у кого-нибудь секретаршей. Иногда он вспоминал ту юбку, которую она носила тысячу лет назад, работая на Машу.

Яо было запрещено работать парамедиком и вообще в системе здравоохранения. После того как он покинул «Транквиллум-хаус» и приговор был вынесен, Яо поселился в однокомнатной квартире, равно удаленной от домов родителей, а сам устроился переводчиком китайских юридических документов. Работа была скучная, трудоемкая, но жалованья хватало, чтобы платить по счетам.

Однажды ему позвонили. Впоследствии ему казалось, что телефонный звонок, который должен был изменить его жизнь, имел особый рингтон, потому что когда он услышал звонок, в одиночестве поглощая свой обед, то почувствовал, как по всему телу прокатилась дрожь предчувствия.

Звонила Бернадетт, его бывшая невеста, хотела поговорить. Она думала о нем. Она много о нем думала.