Полночная чума - Грег Кайзер

— Зачем вы его убили? — взревел, брызгая от ярости слюной, Адлер. — Он же сказал, что знает, как выращивать заразу.

— Заразу может вырастить любой, ты, идиот, — невозмутимо возразил Каммлер. — Для нас же самое главное то, что лежит вот здесь.

С этими словами он поднял руку, в которой держал чемоданчик, и разжал пальцы. Чемоданчик с глухим стуком упал в траву.

— Доктор, — обратился Каммлер к Бринку. — Вы меня слышали? Я стоял рядом с «мессершмиттом».

— Обергруппенфюрер! — рявкнул на него жирный Адлер.

Каммлер резко обернулся к нему и неторопливым движением навел на него пистолет.

— Прошу вас, Адлер, заткните рот, — после чего вновь повернулся к Бринку. — Мне нужно лекарство, — добавил он тоном, не допускающим возражений.

Бринк оторвал глаза от мертвого тела в траве. Получается, здесь важны сразу две вещи. Рухнувший при взлете самолет, желто-черный дым, это раз. Чума. Каммлер стоял рядом с горящим самолетом, а значит, вдыхал возбудителей болезни, которые теперь проникли ему в легкие. Да, эсэсовцу крупно не повезло. Потому что как только рассветет, несколько часов солнечного света уничтожат любые бактерии, которые еще не успели проникнуть в живое тело, и этот участок поля вновь станет обычным лугом, пусть даже на нем и останутся лежать мертвые тела и обломки самолета. И второе — в данной ситуации начальник Каммлер. Своего рода Чайлдесс номер два.

— Вам нужно лекарство, — произнес Бринк, глядя немцу в глаза. — В противном случае через неделю вы начнете харкать собственными внутренностями и вскоре…

— Дайте мне лекарство! — рявкнул Каммлер.

— …умрете. — Закончил свою мысль Бринк. Фразу эту он произнес по-немецки. Слово «tot» казалось ему куда более выразительным.

— Зачем ты его слушаешь! — вновь подал голос Адлер.

Бринк запустил руку в карман пальто — пистолет в руке Каммлера все еще был направлен в его сторону — и, вытащив единственный целый флакон с антибиотиком Волленштейна, снял с него пробку.

— Это все, что у меня есть. — С этими словами он слегка наклонил флакон. Каммлер дернулся. — Если вы меня пристрелите, я выроню его из рук. И тогда у вас не останется ничего.

Бринк для пущей выразительности медленно поводил флаконом под носом у немца.

— Прекратите! — не выдержал тот. Пистолет в его руке дрогнул.

— Да перестреляйте вы их всех! Незачем с ними церемониться! — не выдержал Адлер. — Вы что, не можете заставить его отдать вам флакон?

Жирный немец шагнул к Аликс и встал, возвышаясь над ней, словно гигантская гора мяса. Запустив жирную лапу ей в волосы, он грубо потянул ее за челку и развернул лицом к себе.

— От чумы ты скоро посинеешь. Сначала сделаешься розовым, а затем голубым, — добавил Бринк, обращаясь к Каммлеру. Адлер тем временем еще сильнее дернул Аликс за волосы, вынуждая ее посмотреть ему в глаза. — Она больна, — продолжал Бринк. — Она дышит на вас, заражая вас своим дыханием.

Услышав такие слова, жирный немец тотчас выпустил волосы Аликс. Каммлер презрительно фыркнул.

— Пристрелить ее! — крикнул Адлер, отойдя на достаточное расстояние. Увы, рука, в которой он держал пистолет, предательски тряслась. Тогда он швырнул в нее незажженную сигару, которая до этого была зажата у него во рту, и попал ей в шею.

— Ты здесь не один, чья жизнь висит на волоске, — бросил ему Каммлер и повернулся к Бринку. — Дай мне лекарство, и я тебя отпущу.

Бринк посмотрел на Аликс. Стоило ему услышать ее крик, как он тотчас понял, что за этим последует. Антибиотик — это все, чем он мог шантажировать немцев. Аликс кашлянула и сплюнула в траву темный комок. Стоит ему отдать им флакон, как в следующую секунду… подумал Бринк и посмотрел на тощего парня, который неподвижно распростерся в траве.

— Вы не посмеете их отпустить! — взревел толстяк. — После того, что они сделали! Обергруппенфюрер, вы совершаете ошибку. Да нет, не ошибку, предательство!

Предательство. Это слово отозвалось эхом в голове Бринка. Он моментально вспомнил, как сам выдал Кирну секрет, как Кирн открыл его Волленштейну, а тот в свою очередь вполне мог передать его дальше. Впрочем, похоже, что это уже ничего не значит. Секреты? Интересно, который из них хотел бы во что бы то ни стало сохранить Каммлер? Бринк посмотрел в его сторону и, кажется, понял.

— Волленштейн отправил самолет на Англию, — сказал он, — вместе с «могильщиками», — уточнил он и, не удержавшись, добавил еще раз: «Mit den Grabbringer».

Каммлер резко обернулся в его сторону, и белая повязка на его голове в лунном свете сделала его похожим на призрака.

— Картофель, — пробормотал он явную ерунду. — Он лично сказал вам, что там было, на борту самолета?

— Да, — ответил Бринк и на минуту умолк, собираясь с мыслями. — О ваших «могильщиках» нам было известно давно, вот уже несколько месяцев, — произнес он в конце концов. — У нас тоже есть лекарство, наподобие вашего Tiefatmung. Оно тоже эффективно действует против чумы, — солгал он. — Можете послать хоть тысячу самолетов, это ничего не изменит.

Каммлер ничего не сказал, лишь посмотрел на стоящих позади Бринка евреев.

— Я был в Англии тем, кем для вас был Волленштейн, — добавил Бринк. — Поэтому я в курсе.

Взгляд Каммлера скользнул с евреев на Бринка. Он потер висок.

— Жаль, — наконец произнес он. — Вы такой же безумец, как и Волленштейн.

Он вновь облизал губы, переложил пистолет в левую руку, вытер рот тыльной стороной правой, после чего вернул пистолет на место.

Бринк поводил флаконом из стороны в сторону. Взгляд Каммлера повторил его движения.

— Предлагаю их всех пристрелить, а самим сделать ноги, — подал голос жирный Адлер, подходя ближе.

— Волленштейн хотел убить нас всех, ты, идиот, — отозвался Каммлер, глядя куда-то в темноту. — У меня была одна прекрасная идея — засунуть его «могильщиков» в мои ракеты, в целую сотню ракет. Более того, Гиммлер дал на это согласие. Будь у меня такая возможность, весь ваш жалкий островок был бы у меня черным, как Африка. Я бы превратил его в свалку трупов, какой еще не знала история, в тысячу раз больше, чем Россия.

С этими словами Каммлер посмотрел на свой крошечный пистолетик, оттянув предохранитель, выбросил патрон и вставил новый. Хотел убедиться, что оружие готово к стрельбе.

— И вот теперь меня не отпускает чувство, будто это я достоин жалости, — добавил он, пожирая глазами флакон.

В следующий момент ярость, которую Бринк до этого носил в себе, вырвалась наружу, та самая ярость, что поселилась в его сердце еще в Дакаре, когда лежавшая на земляном полу девочка умерла, несмотря на все его старания. Та самая ярость, что с каждым разом разгоралась все сильнее, и когда в Чичестер в кузове грузовика привезли гору еврейских трупов, и когда он увидел рой мух над ночным горшком в спальне Тардиффа. За одно мгновение перед его мысленным взором пронеслись и лица людей в церкви, в чьих глазах застыл немой вопрос, и мертвые тела на сельской дороге, и Кирн, хватающий его за руку, и изуродованное лицо Уикенса. Не обращая внимания на зажатый в руке Каммлера пистолет, он решительно шагнул в его сторону.