Лондонские поля - Мартин Эмис

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 176
Перейти на страницу:

Я знаю, конечно, что книга моя раскупалась весьма скромно. Но это жестокий удар. И рецензии были одобрительными. Обе. К тому же тираж был таким маленьким — на мой взгляд, они не смогли продать вообще ничего.

Тебе следовало бы обратиться к беллетристике, к радостям ничем не скованной фантазии. Дни, что я провел в Лондоне, были довольно лихорадочными, я встречался со старыми и новыми друзьями и улаживал это дело с книгой, о котором ты, возможно, читал. Мне стало известно, что ты целую неделю провел в Хитроу. И почему мы с тобой не связались? Угостил бы меня какой-нибудь «чешуею да золою». А то, глядишь, я протащил бы тебя контрабандой на борт «Конкорда»!

Всегда твой,

Марк

P. S. Да, чуть не забыл. Я все думал, чем бы тебя поразвлечь, и оставил для тебя на столике у кровати свою любимую книгу — Мариус Эпплбай, «Пиратские воды». Вот уж это не беллетристика.

Меня покидает уверенность. Так и чувствую, как она уходит прочь. Даже слышу это: она бросается за порог и очертя голову несется по улице. Вплоть до нынешнего утра я в отношении этого своего проекта был, как говорят, на качелях: то отшлифовывал речь, которую произнесу при вручении мне Пулитцеровской премии, то обдумывал леденящее кровь самоубийство с рукописью в руках.

Позвольте-ка мне трезво констатировать: я не считаю, что моя книга могла бы выиграть премию. Хотя члены жюри, возможно, взглянули бы на это совсем иначе, узнай они, что все в ней — правда.

Господи, мне только сейчас пришло в голову: ведь люди, скорее всего, вообразят, что я попросту взял да и выдумал все это.

Отныне посвящаю себя малым заботам. Иду туда, где даже я выгляжу огромным и богоподобным.

Мой новый проект: научить Ким Талант ползать. Я — ее тренер по ползанью. Мы с Ким просто-таки из кожи вон лезем, чтобы она научилась ползать. Ползать, ползать, ползать. А это не так уж и просто, в Китовой-то смехотворной конурке. Жду, пока Кэт уснет или выйдет на улицу, спустившись по лестнице среди алкоголичек-домохозяек, оглушенных транквилизаторами мамаш семейств и запойных матерей-одиночек. Пинаю приземистое кресло, пока бóльшая его часть не вклинится в прихожую. После этого расстилаю на полу полотенце и располагаю Ким посередке. Разбрасываю погремушки и игрушки-пищалки у нее перед носом, на соблазнительном расстоянии. В спортивных башмаках, с обтянутой тренировочными штанами задницей (со своим секундомером и стероидами), я подбадриваю ее, понукая оторваться от стартовой линии. Давай, Ким. Тебе это под силу, малышка. Соберись-ка с духом и — ползи.

Легонько покряхтывая и вздыхая, с величественной терпеливостью и решительностью, она, извиваясь, все тянется, тащится, тщится. С выражением сдержанной отваги на лице. Вы действительно хотите что-то увидеть? Что ж, смотрите! Смотрите! Я покажу вам… Все пробирается она, все проталкивается. Облизывает губы. Все крадется и протискивается. И что происходит? Она лишь отодвигается назад. И не очень далеко. Как это похоже на жизнь! Как похоже на писательство! Все эти усилия, а в итоге — лишь небольшой минус. Она начинает хмуриться и морщиться. Начинает понимать, что дело худо (а ее никто об этом по-честному не предупредил). Начинает плакать.

После утешения, после сока, после нескольких глубоких вздохов она готова отправиться в путь снова. Она кивает головой: мол, готова. Я подбадриваю ее, стоя у края полотенца, а ее нахмуренное лицо все удаляется от погремушек и пищалок. Удаляется оно и от моего лица. В соседней комнате отдыхает ее мать… Вот что значит обучать Ким ползанью.

Кэт больше не позволяет мне ее подменять. Хотелось бы знать, почему. Некое ирландское предписание, вступающее в силу, когда приближается первый день рожденья ребенка? Мне по-прежнему кажется, что я вижу синяки и рубцы в затененных впадинах ее комбинезончика.

Вчера я взошел по их лестнице и топтался там, поигрывая ключом и гадая, нужен ли он мне. Заглянул к ним через окно. Кит сидел за столом, сгорбившись над таблоидом. Кэт горбилась над мойкой. А Ким была на полу, сидела в своем прыгунке. Только не прыгала. И не спала. Ее сияющая головка была склонена; очертания плеч… Мне на ум пришла ужасная фраза. Вот что пришло мне на ум: в Ким есть то же, что и в Ките, то же, что и в Кэт. Это называется неспособностью преуспеть.

Надеюсь, я это только воображаю. Все жду боли, а она не приходит. Слизард недоумевает, почему.

Ко мне подведены провода боли. И глазам моим подведены провода боли.

Владимир Набоков был чемпионом по бессоннице, и это меня обнадеживает. Он полагал, что это наилучший способ разделения людей: на тех, кто спит, и на тех, кто нет. Вот великая строка из «Прозрачных вещей», одного из самых грустных романов, написанных по-английски: «Всякая ночь кровожадна, как людоед, но эта была особенно ужасна».

Хи-хо-ха, говорит людоед. Как В. Н. сумел с ним расправиться? Хотел бы я знать. Я пишу. Пишу так, что уже ломит пальцы. Бессоннице в моем случае следует воздать хвалу. Она избавляет от сновидений.

Бог знает почему, но я начал читать «Пиратские воды». Путешествие. Борнео. Красавец Мариус Эпплбай и неотразимая Корнелия Константайн, назначенная ему в качестве фотографа. Отвратный кусочек дерьма. Но там есть приключения, есть любовная интрига, и я вынужден признать, что захвачен.

Погодите-ка минуту. Как Эспри узнал, что я ошивался в Хитроу? Не думаю, чтобы я хоть что-нибудь говорил об этом Инкарнации (с которой он поддерживает постоянную зловещую связь). Не думаю, чтобы я вообще когда-либо что-нибудь ей говорил, кроме как «в самом деле?» и «не может быть!».

Кто же тогда допустил эту утечку? Возможно, я задним умом крепок — хотя слово «ум» в данных обстоятельствах звучит слишком уж громко. Только что сидел за его письменным столом в соседней комнате. Заметно было, что безделушки на просторной, обтянутой зеленой кожей столешнице расставлены как-то по-новому, да и письменные принадлежности передвинуты. Я представил себе, как Эспри посиживал здесь со своим калькулятором и ручкой под гусиное перо. Бесцельно протянул руку, попробовал запертый ящик. Он мягко открылся, стоило слегка дернуть.

Записки, письма, визитки. Фотографии.

Что ж, теперь у меня уже нет насущной необходимости просить Николь показать мне, как она выглядит в обнаженном виде. Но, думаю, я ее все-таки попрошу.

— Просто восхитительно, — сказала Николь. — А были у вас какие-нибудь прозвища? Какими-нибудь зверушками вы друг друга не называли?

— Ты вот что должна понять, — сказал я. — Перед тем, как все это началось, я выглядел как картинка.

— Дай-ка угадаю. Ты был папочкой Мишкой, а она — твоей крошкой-малышкой.

— Я лучше промолчу.

— Закуски на подносах. Согретые тапочки.

— Да, и я вычитываю гранки, а она читает рукописи. Счастье.

— А она всегда делала то, что ей велел папочка Мишка?

— Ничего подобного. По правде сказать, она больше командовала. Я называл их сестрицами Гитлера. Ее и Пейдж. Это еще одна девчонка-сорванец. Они всегда истекали кровью после какой-нибудь драки, в которой только что побывали. Как ты и М. Э.

1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 176
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?