Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн

Возможно, человек считал себя счастливым, пребывая в неведении, когда существование было тяжелей, чем ныне, до появления водяных колес, очков и механических часов. Так же и крэнки могли жить в довольстве, пока не очутились в Хохвальде.

Дитрих отправился в кладовку, решив набрать крупы для каши. На подоконнике над мешком стояла фляжка Скребуна, сделанная из белого, полупрозрачного материала, крэнк называл его «горным маслом». В лучах солнца, проникающих сквозь окно, затянутое бычьим пузырем, хорошо был виден уровень содержимого внутри. Пастор взял фляжку в руку.

Он не ошибся. Жидкости в ней явно стало меньше.

Вернувшись в дом, Дитрих пристально посмотрел на философа. Я знаю, отчего ты плачешь, друг мой. Дух желал одного, но плоть слаба, и страх заставил Скребуна откупорить сосуд, отвращающий все чувства.

— Ты знаешь, что он пил? — спросил священник монаха, склонившегося в молитве.

Бормотание Иоахима прервалось, и Минорит коротко кивнул:

— Вот с этой самой ложки я кормил больного. Я вливал в него его друзей и товарищей. Пути Господа неисповедимы. Тело всего лишь оболочка, истинен лишь дух. Мы чтим наше тело как созданное по образу Божьему, но их тела не подобны Ему и, следовательно, могут употребляться недопустимым для нас образом.

Дитрих не стал оспаривать казуистику и просто наблюдал за тем, как монах соскребает с кожи пришельца яркие темно-зеленые гранулы, выступившие на теле, и ссыпает их в мусорное ведро.

— Но если тело проглочено, — спросил пастор, — что останется для воскрешения умершего?

Иоахим начисто протер кожу странного создания:

— Что остается, когда тело съедают черви? Не ограничивай волю Господа. Для Него все возможно.

* * *

Вскоре после Рождества Иоанна Крестителя со стороны Медвежьей долины на ослах, навьюченных всяким добром, приехал коробейник. Он попросил дозволения герра на несколько дней поставить свою палатку на деревенской лужайке. Смуглый, с густыми усами, браслетами на запястьях и золотыми кольцами в ушах, мужчина развел огонь под лудильным тиглем и посулил людям чудеса починки. Торговец выставил на продажу украшения, которые приобрел на Востоке, и назвал себя Имре, утверждая, что в нем течет венгерская кровь. Пошла бойкая торговля всяческими безделушками и чинеными кастрюлями и сковородками.

На следующий день, ближе к Анжелюсу, Дитрих подошел к нему, когда торговец собирал свое добро на ночь.

— Вы хотите что-нибудь починить? — спросил человек.

— Вы далеко от дома, — предположил священник. Вопрос заставил того весело пожать плечами:

— Тот, кто сидит дома, не коробейник, — ответил собеседник Дитриха. — Разве что Сопрон-лавочник. Торговать с соседями, какая выгода? Что делаю я, то делают и они. А видели ли вы что-нибудь подобное? — Он с головой нырнул в сундук и вытащил белую ленту, украшенную рыбами и крестами, с красной и синей окантовкой. — Видели когда-нибудь такой прекрасный паллий?[243]

Дитрих сделал вид, что оценивает ткань на ощупь:

— Вы бы получили за него большую цену в Вене или Мюнхене, чем в маленькой горной деревушке.

Венгр облизнул губы и бросил взгляд по сторонам. Потянул себя за ус:

— Городские цеха не жалуют коробейников, но здесь их встретишь не часто, так?

— Чаще, чем вы думаете, друг Имре. До Фрайбурга совсем недалеко. — Дитрих не стал говорить о том, что с недавних пор рассказы о демонах заставляли всех держаться отсюда подальше. Мысль же о том, что коробейник мог выслеживать неосторожных крэнков, Дитрих отбросил сразу же. — Теперь, если ты мне вернешь брошь Фолькмара, я дам тебе один совет. Подмена металла — роковой шаг для такой маленькой деревни, где жители знают свои безделушки куда лучше, чем горожане. — Имре ухмыльнулся, порылся в мешке и достал украшение. Дитрих проверил застежку, та оказалась починена с большим искусством. — Человек твоего ремесла не должен пускаться на такие ничтожные кражи. — Он отдал крошечный предмет, который подменил коробейник. — Если тебя хоть раз уличат в воровстве, кто будет торговать с тобой?

Имре бросил брошь в мешок, безмятежно пожав плечами:

— Умелому человеку тоже надо есть. Думайте, будто фогт хотел, чтобы я продал за него брошь во Фрайбурге. Надури жену, сохрани деньги.

— Тебе лучше уехать, — сказал ему Дитрих. — Фолькмар скажет остальным.

Тот снова пожал плечами:

— Коробейник приезжает, коробейник уезжает. Иначе какой из него коробейник?

— Но не иди в Страсбург или Базель. Там появилась чума.

— Ого… — Венгр посмотрел на восток, в сторону Медвежьей долины. — Что ж. Тогда я не пойду туда.

* * *

Торговец вернулся в Оберхохвальд через три дня, хотя Дитрих узнал только после полудня. Манфред отправился на прогулку с Ойгеном и одним из рыцарей замка и наткнулся на венгра по дороге в Нидерхохвальд. Имре заявил, что должен поговорить с герром наедине, и тот отвел его в сторонку. Ойген не спешился и находился поблизости. Услышав, как господин ахнул, и подумав, что на того предательски напали, юноша лишил коробейника чувств, плашмя ударив мечом, чем совершил большую несправедливость, как, среди прочего, объявил Манфред на совете, торопливо собранном вскоре после этого в приемном зале.

— В Брейсгау чума, — сказал он без лишних промедлений.

«Чума подкрадывается к нам», — подумал Дитрих. Она шаг за шагом приближается все ближе, от Берна к Базелю, от Базеля к Страсбургу, теперь повернула к Фрайбургу. Двинется ли она в горы? Болезнь перемахнула Альпы, и вскарабкаться на Катеринаберг будет для нее делом нетрудным.

— Этот Имре доехал до просеки у Церковного сада, — продолжил Манфред, — где столкнулся с отрядом фрайбуржцев, несущихся кентером1 по направлению к ущелью. Их было около дюжины: купец, судя по накидке, его супруга, служанки и слуги в ливреях, и еще несколько человек. Они бы затоптали коробейника, не поспеши тот оттащить ослов к краю дороги. С одной из навьюченных лошадей упал тюк, когда они проезжали мимо, и купец приказал слуге приторочить груз на место, тогда как сам даже не остановился. Слуга исполнил приказание в величайшей спешке, роняя одеяния и другое добро на землю и подбирая все непослушными пальцами. Имре помог ему закрепить поклажу.

— Скорее, это он дернул за тюк, когда те проезжали мимо, — сказал Клаус, и некоторые присутствующие нервно захихикали.

Кентер — легкий галоп.