Молот ведьм - Константин Образцов

Диана удовлетворенно потянулась, заведя руки за спину, так что большая упругая грудь с наколотыми вокруг сосков остроконечными звездами, коснулась клавиатуры. Колокола за окном наконец стихли. На экране телевизора юмористов сменила группа разнополых недорослей, пререкающихся в комнатах общежития и выясняющих отношения у костра. Катя, Маша и Света вместе с прочими новыми подружками Дикой Кошечки покинули Социальную Сеть. За окном темно-синее небо светлело, расцветая лазоревым краем. Пойти спать или, может быть, прогуляться? Наверное, лучше немного пройтись: привычное к движению тело требовало разминки после долгого сидения на одном месте. Как эти дети выдерживают перед компьютером по несколько часов кряду? Диана встала, закинула руки за голову, разминая затекшую спину, и тут телефон на столе ожил тревожными трелями. На экране, как проблесковый маяк, мигало имя: ЖАННА.

Звонок в половине шестого утра — всегда знак беды. В два, в три часа, даже в четыре могут звонить подгулявшие бывшие или приятели, приглашая присоединиться к попойке. В половине шестого звонят только затем, чтобы сообщить дурные известия.

Диана взяла трубку.

— Жанна? Что-то случилось?

— Рада, что у тебя ничего не случилось, — ответила Жанна. Голос был заспанным, сиплым.

— В смысле?

— Проверка связи. Обзваниваем всех наших.

Жанна помолчала и пояснила:

— Двадцать минут назад кто-то позвонил в полицию, чтобы сообщить про обгоревший труп в лесу. И добавил при этом, что снова сделал за них их работу.

* * *

Если человек говорит, что не умеет молиться, значит, он никогда не был в отчаянной ситуации. Даже не приближался к ней. Да что там, и просто в затруднительную не попадал. Верующие и атеисты сколько угодно могут сходиться в яростных спорах, предъявляя друг другу доказательства бытия Божия или отказывая Ему в существовании, но вот, лучшее подтверждение того, что Он есть, заложено в нас самих. Ибо на краю гибели, лишенный надежды, в страхе и в одиночестве, всякий взмолится одинаково: «Господи, помоги!»

— Господи, помоги! — еле слышно прошептал Николай и прислушался.

Издалека, словно из другого мира, до унылых каменных корпусов психиатрической клиники доплывал величественный перезвон колоколов Свято-Исидоровской церкви. Так, верно, до несчастного моряка, оказавшегося на голых скалах необитаемого острова, доносится гулкий звук корабельных гудков и сирен проплывающего мимо в тумане огромного океанского лайнера. Сверкают огнями борта и палубные надстройки, сияют прожекторы на высоких мачтах, светятся уютным и желтым окна кают, и веселая публика шумит и смеется, радуясь бесконечному празднику. Кричи, сколько хочешь, надрывай горло — тебя не услышат. Корабль пройдет мимо, растворятся во мраке огни, стихнут, последний раз проносясь над волнами, басовые ноты гудков, а ты так и останешься на скале, никем не замеченный, не спасенный, только повторяющий, вперив недвижный взор в океанскую зыбь: «Господи, помоги!».

А может быть, все же услышат?..

Николай огляделся. Соседи по палате лежали недвижно, застыв в кататоническом забытье: один вытянулся как бревно, прижав напряженные руки к бокам, другой замер, приподняв над кроватью плечи и голову, будто опирался на невидимую подушку. Слышат ли они пасхальные звоны? Пытаются ли прошептать слова последней надежды?

— Господи, помоги! — повторил Николай и прислушался.

Давно перевалило за полночь. Точнее определить время не представлялось возможным: часов нет, за окном темнота, лишь колокольные звоны меняют тона и напев своих праздничных гимнов. Как узнать, скоро ли утро? Сегодня она еще не приходила, так может быть, обойдется? Вдруг его тихий, отчаянный шепот был услышан?..

Негромко скрипнула, приоткрывшись, белая дверь. Николай рывком приподнялся, так, что свело ослабевшие мышцы, вывернулся, насколько позволяли ремни на лодыжках и на запястьях, и уставился в медленно раскрывающийся дверной проем. Тусклая полоса света из коридора легла на пол, как истершийся половик. Николай задрожал от страха и напряжения, не в силах пошевелить губами, но отчаянная молитва воплем билась в груди.

«Господи…!»

Из коридора в палату бесшумно ступила Карина. Николай застонал. Из прокушенной губы по заросшему редкой щетиной подбородку потекла теплая вязкая струйка. Карина постояла немного, наклонив голову и будто прислушиваясь, и направилась к своему пациенту. В полумраке палаты она была похожа на привидение: светлое, размытое пятно халата, белый овал лица над ним, провалы больших темных глаз, гладко расчесанные на пробор и забранные назад черные, блестящие волосы. Она приблизилась к кровати больного, подвинула белый стул на металлических ножках и села. Николай замер, совсем как кататоники на соседних койках: мышцы спины окаменели, сведенные судорогой, глаза на застывшем в гримасе страха лице выпучились, в ужасе уставившись на медсестру.

— Христос Воскресе, — негромко сообщила Карина приятным, низким голосом.

Николай промолчал.

Карина отвернулась и стала смотреть в окно.

— Как красиво звонят колокола, правда? — спросила она. — Я всю ночь слушала. Сегодня большой праздник, ты знаешь? Самый главный, если точнее. Это у нас тут темно, пыльно, пахнет, как в склепе, где похоронили живых. А там, у них, церковь сияет огнями во тьме, люди, все веселые, нарядные, держат в руках свечи и подпевают хору. Так прекрасно, как в сказке. Вообще, все самые лучшие праздники отмечаются ночью, согласен? Рождество, например, или Новый год. И вот, Пасха. Лично мне Пасха нравилась всегда больше всего: в Новом годе какой смысл? Только лист календаря перевернуть, да и все. А в Пасхе огромный смысл. Ты был когда-нибудь в храме на пасхальной службе?

Николай не ответил. Не мог ответить.

Карина вздохнула.

— А я была несколько раз, еще девочкой. Нас, детдомовских, воспитатели водили на Пасху в храм неподалеку. Теперь, наверное, больше я в церковь на Пасху не попаду. Но как мне нравится этот праздник! И особенно колокольный звон. Если закрыть глаза и слушать, просто как музыку, то начнешь видеть картины. Я, например, вижу горы; огромные, седые горы, каких нет нигде в мире, похожие на грозовые тучи; они окутаны мглой, и там сверкают молнии, кустарник вспыхивает и пылает на склонах, а порой слышен голос, торжественный, грозный. И меня тянет туда, к этим горам, я хочу взобраться на них, но мне очень страшно. Вот, сейчас, слышишь, как меняется перезвон? Как будто небо раскрылось и стало видно и слышно, что там, за гранью. Попробуй закрыть глаза. Видишь что-нибудь?

Николай закрывать глаза не стал, а только отчаянно замотал головой. Он хотел было снова прошептать «Господи, помоги!», но губы не слушались, а из горла вырвался только надтреснутый сип.

— Да, не получается у нас с тобой разговор, — подытожила Карина. Она опустила руку в карман и достала огарок черной свечи. Пациент заскулил. Карина вытащила другой рукой зажигалку и положила палец на стальное колесико. Черные глаза уставились на Николая.