Крах проклятого Ига. Русь против Орды - Виктор Поротников

Младшего Василия одолевала тоска по дому, по всему русскому. Хан относился хорошо, выделял среди всех, но как же хотелось в Москву или хотя бы на Русь!

Вот этого, о неудачном побеге брата и готовящемся побеге сына, Дмитрий Иванович жене и не сказал. Как и о том, сколько сил и средств положил на его защиту и подкуп всех, кого только возможно подкупить.

Княжича Василия вывезли из Орды в самое подходящее время, когда начинались серьезные столкновения между Тохтамышем и Тамерланом. Хотя хану было не до заложников, но стерегли их крепко. И все же Василий смог пробраться с караваном, идущим к Черному морю, его спрятали купцы в своих тюках. Оттуда княжич попал к молдавскому господарю, а потом и в Пруссию, где прятался от двоюродного брата Ягайлы князь Витовт с семьей. Витовту молодой княжич так понравился, что тот настоял на его обручении с дочерью Софьей.

Княгиня Евдокия после получения известия о побеге сына не находила себе места. Чуть успокоилась только тогда, когда принесли радостную весть: едет! Княжич возвращается домой!

Несмотря на то что сама только-только родила дочь, названную Анной, Евдокия металась по терему, проверяя, все ли вымыто, вычищено, все ли готово к приезду дорогого мальчика. Князь отправил навстречу богатый санный поезд, чтобы встретили на подъезде и в Москву привезли, как героя. И то, сколько перетерпел княжич вдали от дома, но не испугался, выдержал.

У лошадей расписные дуги, сами лошади принаряжены, точно это свадебный поезд, бояре приоделись в яркие бархатные шубы, женщины тоже нарядились… Москва встречала своего юного героя! А вот отец не смог даже на крыльцо выйти, видно, слишком много перенес князь за последние годы, особенно отправив сына в Орду, не выдержало сердце, уже не справлялось оно как надо…

Но все равно, Василий, обняв мать и братьев, бросился к отцу:

– Отец! Благодарю тебя!

– За что? За то, что по моей воле в Сарае три года сидел, а потом еще год по чужим странам скитался?

– Я всегда, каждую минуту чувствовал тебя рядом, чувствовал твою поддержку. Я знал, что ты позаботился, чтобы мне было сытно и мягко, чтобы меня охраняли и берегли, чтобы хорошо учили и вовремя помогли бежать.

Дмитрий Иванович ничего не мог ответить, и без того непослушные, часто сводимые судорогой губы вовсе перестали подчиняться. Как и правая рука. Но все же обхватил своего первенца левой, прижал к себе, и вдруг из его глаз покатились скупые мужские слезы. Сын и сам не стеснялся плакать, спрятал лицо на отцовской груди и рыдал.

А у двери рыдала Евдокия, она только сейчас поняла, сколько душевных сил стоило мужу пребывание сына в Орде, как он старался даже на расстоянии помочь ему, предусмотреть все. А она? Все выговаривала и выговаривала, что забыл сына, что не вспоминает его каждую минуту. Но все ее слова ничего не значили перед его настоящей заботой, причем заботой молчаливой, без похвальбы и стенаний.

Княгиня вдруг опустилась на колени у постели мужа и тоже спрятала лицо у него на груди:

– Прости меня, Митя.

– За что?

– Я не знала, что ты все время заботился о Васеньке.

– А кто ж о нем позаботится, если не отец? Верно, сын? – вдруг подмигнул князь.

А сам Василий вдруг сообразил:

– А где Соня? Я ее не видел.

– Ты много кого не видел. И Настю, и Петю, и Анечку…

Сын изумленно протянул:

– Ма-ать…

Та полыхнула краской смущения и, чтобы отвести разговор, рассмеялась:

– А Соню замуж без тебя выдали. За Федора Рязанского.

– Это за сына Олега Ивановича? А как же?..

И без объяснений было ясно, о чем хотел сказать сын, Дмитрий улыбнулся:

– Мы теперь в мире.

– Да ну?

– Сергий Радонежский помирил.

– А я… меня тоже вроде как обручили…

– С кем?! – ахнули родители.

А ну как с ордынской княжной какой?! Василий смущенно улыбался:

– С дочерью князя Витовта Софьей.

– Ну, то ладно, – облегченно вздохнули князь и княгиня.

– Митя, а помнишь, как Ягайло нашу Соню сватать хотел? Не с одним литовцем, так с другим породнимся.

– Ничего, жили бы они хорошо, да был бы мир с Литвой.

– Ягайло, сказывают, на польской королеве женится.

Снова все пошло на лад, и князь с постели поднялся, делами занялся… Но, чувствуя, что дни его сочтены, Дмитрий старался как можно больше передать сыну. Рассказывал, учил, напоминал, заставлял думать самого. Иногда при таких беседах присутствовала и княгиня. И тогда сын дивился, насколько разумными были советы и ответы матери. Дмитрий Иванович смеялся:

– Так она же со мной все эти годы правила! И когда только успевала детей рожать?

– А между твоими вопросами! – смеялась в ответ Евдокия, старательно скрывая свое беспокойство за мужа. Уж кто-кто, а она хорошо видела, как все тяжелее даются ему подъемы по лестницам, попытки сесть в седло… Устало княжье сердце перебарывать все невзгоды, на него свалившиеся.

Тем паче что произошло то, чего никак не могли ждать все, знавшие двух братьев, Дмитрия и Владимира. Такого и в страшном сне не приснится, но только вдруг рассорились меж собой два неразлучных брата! А все из-за наследства! Началось все с Нижнего Новгорода, там снова Борис Константинович столкнулся с Василием Дмитриевичем, пытаясь разобраться, кто же из них наследник? И почти сразу встал вопрос: а кто наследует Москву и Владимирское княжение после Дмитрия?

У Владимира Андреевича в Серпухове нашлось немало горячих голов, принявшихся нашептывать дурные советы в уши князю. Никогда Владимир не требовал себе власти, никогда на Москву не зарился, а тут точно сглазил кто, поддержал требования своих советчиков. Дмитрия Ивановича обидело даже не желание опередить племянника, а сам торг при нем, живом! Понимая, что это дело бояр, великий князь приказал советчиков схватить и, развезя по разным городам, чтоб не общались, держать в узилищах! Сам провинившийся князь оставался в Серпухове.

Владимир быстро понял, что натворил, а потому повинился перед братом, просил у него прощения и подписал новую докончальную грамоту о том, что будет младшим братом и наследнику Дмитрия, кто бы то ни был.

Все разрешилось хорошо, но это оставило еще одну зарубку – на и без того больном сердце великого князя….

На дворе весна, зазеленела большая береза под окном, которой удалось выстоять даже в пожар при Тохтамышевом разоре. Сквозь приоткрытые ставни доносился шум Москвы… В княжеском тереме напряженно ждали.

Сам князь сильно болен, он уже не вставал с постели, едва мог говорить, но вдруг попросил, чтобы из обители привезли игумена Сергия Радонежского, а еще собрались бояре. Все поняли, что разговор пойдет о духовной, видно, князь сам чувствовал, что остались последние деньки. А княгине и плакать нельзя, она снова на сносях, нельзя дитю вредить.