Арабо-израильские войны. 1956, 1967 - Шабтай Тевет

— Шамир, это номер второй. Я собираюсь идти впереди.

— Номер второй, это Шамир. Одобряю.

Во время инструктажей до войны полковник Шмуэль запрещал батальонным командирам возглавлять передовые роты, в лучшем случае допускалось, чтобы они шли сразу следом. На сей раз комбриг разрешил Эхуду возглавить атаку, как сделал он при Бени-Сухиле и Хан-Юнисе. Согласие он дал, как и принял решение ввести в бой целую бригаду под своим командованием из-за данной комдивом установки — вести в первые сутки наступление агрессивно и любой ценой добиться успеха, поскольку первый день является решающим для исхода всей войны.

Эхуд решил возглавить фронтальную атаку, тогда как своему заместителю, майору Хаиму, поручил с большими силами обойти вражескую позицию с фланга и штурмовать ее с тыла, с северо-востока на юго-запад. Майору Хаиму предстояло провести свои танки к краю песчаных дюн, и план Эхуда состоял в том, чтобы заставить врага сконцентрировать весь огонь на атакующей в лоб колонне, отвлекая внимание от глубокого обходного маневра Хаима.

Эхуд приказал командирам в своей колонне следовать за ним на штурм вражеских позиций, но радиосвязь работала нечетко, и у него не было возможности проверить, получен ли его приказ.

— Вперед полным ходом, за мной! — скомандовал он. Его «Пат-тон» рванулся к вершине холма, где располагались вражеские позиции, но в одиночестве. Подчиненные не слышали его приказа и решили, что комбат проводит разведку. «Паттоны» неподвижно стояли на неудобной для ведения огня позиции. Вкопанные и замаскированные неприятельские противотанковые орудия встретили одинокий танк массированным залпом. Один снаряд поджег укрепленную на броне свернутую камуфляжную сетку. Второй ударил в крыло, прикрывавшее правую гусеницу, и оторвал его. Снарядные осколки разбили микрофон шлема Эхуда, порезав ему лицо и пробив кисть правой руки, которой он держался за край командирского люка. Другой осколок ранил офицера по оперативным вопросам лейтенанта Амирама Мицну в глаз и в плечо — оба офицера высовывались из башни, чтобы лучше видеть поле боя.

Эхуд попросил запасной микрофон, и связист дал ему ручной.

— Водитель, поворачивай, — скомандовал майор, и «Паттон» покатил обратно к подножию холма. Командиры других машин, которые до сих пор стояли, неправильно поняли маневр Эхуда и тоже повернули танки. Эхуд немедленно остановил свой, велел водителю вновь подниматься на холм, и через микрофон приказал командирам рот идти за ним на штурм вражеских позиций.

— Шамир, это номер второй. Я не вижу, чтобы мои танки следовали за мной.

— Номер второй. Это Шамир. Все в порядке. Они за вами. Я вижу, — сказал полковник Шмуэль, находившийся на дороге.

На сей раз команда была услышана. «Паттоны» рванулись вперед. Эхуд уже знал, что идет прямо на противотанковую пушку. Имея теперь возможность руководить боем, он отдал распоряжения, распределив задачи по подавлению противотанковых орудий и танков Т-34, которые наступающие могли видеть. В тот момент спрятанные в зарослях масличных деревьев противотанковые пушки громыхнули в унисон, подбив и остановив три «Паттона». Секундой позже заместитель комбата майор Хаим вышел с основной массой танков батальона в тыл противника. Он провел танки через песчаные дюны и появился оттуда, откуда египтяне не ждали нападения. Практически без урона для себя они спокойно заняли огневые позиции за египетскими танками, которые неслись сейчас вниз навстречу танкам Эхуда. Майор Хаим приказал открыть огонь, только приблизившись на расстояние восьмисот метров. Девять египетских танков запылали одновременно, после чего «Паттоны» перенесли огонь на противотанковые пушки, грузовики с боеприпасами и полевые батареи.

— Не тратьте зря боеприпасы. Не стреляйте снарядами по грузовикам! — зазвенел в ушах танкистов голос Эхуда. — По грузовикам, цистернам и прочим бейте только из пулеметов.

Танки майора Хаима налетели на вражеские укрепления как ураган. У одной из машин заело пулемет, и «Паттон» носился по позициям, давя гусеницами прислугу противотанковых пушек. В подразделение майора Хаима входил взвод новобранцев, которым командовал лейтенант Овед, имевший за плечами опыт только танковых учений. После того как экипаж Оведа первым же выстрелом подбил вражеский танк, неуверенность лейтенанта в себе развеялась. «Вот так, — подумал он. — Можно воевать и с новичками». Но эйфория длилась недолго. Храбрец-египтянин выскочил из траншеи с базукой и нацелил ее на танк.

— По базуке, огонь! — скомандовал Овед.

Никакого эффекта. Новобранцы не бывали даже на учениях. Они просто не знали, что приказ означает: танк должен открыть огонь из всех пулеметов, а водитель — быстро развернуться в направлении солдата с базукой и задавить его. Экипаж не сделал ничего, просто сидел в своем узком, темном боевом отделении, точно не понимая, какая смертельная опасность нависла над ними. Снаряд базуки просвистел над головой Оведа. Волосы лейтенанта встали дыбом, когда он увидел, что египтянин опять прицеливается.

— Парни, да расшибите же вы эту базуку из пулеметов, ради всего святого! — заорал Овед, оставив официальный тон. Тут до стрелка дошло, и он начал стрелять, но его пулеметные очереди не достигли цели. Лейтенант Овед смотрел в лицо смерти, принявшей сейчас вид гранаты базуки. Но, к счастью, экипаж соседнего танка увидел, что происходит, механик-водитель рванул к египтянину и раздавил его гусеницами.

Теперь укрепления покидали все подряд, улепетывая куда глаза глядят. Орудийная прислуга бросала орудия, пехота — окопы, водители — грузовики, экипажи — танки. Израильские танкисты высовывались из люков и палили из пулеметов до тех пор, пока стволы не раскалились добела. В одном «Паттоне» до десяти раз меняли ленту. Египтяне выскакивали из танков и бронетранспортеров, так и не выехавших из своих окопов и до сих пор укрытых маскировочными сетками.

Пока D-14 атаковал северный сектор оборонительного узла перекрестка, Пинко штурмовал южный. Рота капитана Аарона находилась справа, майора Шамая Каплана — слева. Египтяне в секторах укрепрайона «А» и «D» ожесточенно сопротивлялись: артиллеристы буквально засыпали обе роты снарядами, батареи мощных противотанковых пушек стреляли почти беспрерывными залпами. Рота майора Шамая, уже имевшая боевой опыт, действовала грамотно и обдуманно. Шамай приказал людям не менять огневых позиций до тех пор, пока египтяне не начнут бить по танкам прицельно, когда же это произойдет, перестраиваться без промедления. Со стороны их быстрые перестроения напоминали танец опытного боксера на ринге. Голос Шамая звучал спокойно и четко. Поскольку командиры танков не видели друг друга, Шамай служил роте глазами, и его замечания по рации походили на речь спортивного комментатора.

— Очень хорошо. Прекрасный выстрел, Дан. Так, в этом бою на счету Дана уже третий Т-34. Слева, 300, противотанковая батарея, под масличным деревом! Отличный выстрел, молодец лейтенант Ханох. Две пушки готовы, одна за другой. Теперь меняйте позиции, они к вам подбираются.

Через гребень холма рота капитана Аарона пошла на перекресток. Не все танки смогли развить одинаковую скорость, и скоро лейтенант Соломонов, возглавлявший роту, обнаружил, что углубился в оборону противника на сотню метров, причем в одиночестве. Оглянувшись, он увидел два «загорающих» позади танка из своей роты. Они ничего не предпринимали, а, казалось, просто наблюдали за происходящим как зеваки за праздничным салютом. Соломонов так разозлился, что совсем забыл о снарядах египтян. Он до пояса высунулся из люка и принялся размахивать флажками, давая сигналы двум танкам приблизиться для ведения огня. Никакой реакции. Тем временем он заметил, что египтяне, воспользовавшись его промедлением, выкатили безоткатную пушку и нацелили ее в левый борт «Центуриона». Соломонов нырнул в люк и развернул башню. В тот же миг его стрелок, Крамер, заставил египтян залечь длинной пулеметной очередью.